Плач Агриопы

22
18
20
22
24
26
28
30

Он же не хотел ссоры, не помышлял о вражде. Чёрт его дёрнул отправиться мстить за горбунью. Ни на один вопрос управдом не сумел бы себе ответить: почему он решил, что нужно мстить, а не радоваться и не оставаться равнодушным? Почему посчитал, что те гляделки, в которые оратор играл с охраной, а потом — быстрое, скупое, движение руки охранника — свидетельства сговора с чумой, колдовства, если угодно? Почему счёл достойной мести неведомую горбунью? Та была ничем не лучше усача — такая же помешанная, возбудившаяся от близости смерти. И она ни на что не сдалась Павлу. Тот, отбиваясь от чумных, соображал: как так вышло? Он поддался нелепому порыву? О нет, он, сам не желая того, вновь погружался в легенду. Так это было, когда управдом искал алхимика в психиатрической клинике. И здесь, посреди факелов и злобы, он искал…

Искал — деву из легенды о чумоборцах, придуманной Людвигом!

А дева уже скрылась из глаз. Чёрный тошнотворный дым, поднимавшийся от догоравшего тела горбуньи, словно ширмой, отгородил мужчину и девушку в белом от Павла.

Управдом разрывался между желанием броситься в погоню за этими двумя — и намерением уцелеть. Он мог бы спрыгнуть с крыши авто, пройтись, в буквальном смысле слова, по головам — и настигнуть белых. Однако он понимал: так гладко не будет. Оставаться же на капоте, или даже залезть повыше, на место, где прежде ораторствовал усач, — представлялось дурным выходом. Толпа, как-то разом, многоруко, словно внезапно додумавшись до этого, принялась раскачивать тяжёлый автомобиль.

Павел решился. Он перебрался на крышу, распрямился, балансируя с вытянутыми руками; потом, как олимпиец-прыгун, рванулся вперёд, оторвался от металла…

Подошва кроссовка, как назло, в момент толчка скользнула по лаку машины — потому управдому не удалось улететь далеко. Он приземлился практически в самую гущу толпы. Утешало одно: самые агрессивные — поражённые болезнью — её представители остались за спиной. Павел таки перепрыгнул их и оказался среди здоровых — или тех, на ком чума ещё не наследила. Впрочем, те тоже не желали позволить управдому спокойно уйти.

Его толкнули, подсекли, повалили на землю. По всему телу прошлись чьи-то ботинки и кулаки. Павел инстинктивно, как в обычной драке, прикрыл голову руками, сгруппировался. Пожалуй, пару минут, а то и больше, ему удавалось перекатываться по клумбе и отделываться синяками. Но вот подоспели драчуны посерьёзней. Грязное холодное колено придавило шею управдома к бордюру — не шелохнёшься. Кто-то ещё обрушился всем весом на его ноги — зафиксировал их в неподвижности.

И потом — резкий, умелый удар в живот. Не простой — с прицелом: достать до печёнок, задеть внутренности.

Павел охнул, ощутил, как внутри что-то задребезжало, будто шестерни разбитых часов.

И тут же ощутил другое: облегчение. Не в смысле — «камень с души», а в смысле — с горла и с ног спала тяжесть. Управдом снова мог двигаться. Попытался проверить сам, целы ли ноги, но ему помогли.

Помогли властно, грубо. Попросту дёрнули за воротник и пояс штанов с силой стрелы башенного крана. Одним рывком придали телу вертикальное положение.

Павел обернулся на спасителя. Богомол! Нескладный угловатый Авран-мучитель отчаянно работал кулаками, пихался локтями, давал пинков агрессорам. Управдом сперва обрадовался подмоге, встал спиною к спине богомола, приготовился держать оборону. Но потом его холодно, неприятно осенило: «Это как гвоздь забивать микроскопом».

Павел похолодел: богомол дрался, словно не знал иного пути одержать победу. Почему не прибегал к промывке мозгов, к ментальным ударам, оставалось лишь гадать. Может, выдохся в подземелье, может, не мог сосредоточиться посреди боя.

Как бы то ни было, надолго их сил, даже объединённых, не хватит, — решил Павел.

Он ещё держал удары, но делал это со всё большим трудом. Пропускал то пощёчины, то прямые боксёрские в челюсть, то подлые — под дых.

Павел скрючился, перестал давать сдачи — даже наугад, в расплывавшиеся кляксы, вместо лиц. На сдачу не хватало сил.

Ему проехались по макушке.

Его ухо наполнилось звоном и, казалось, полыхало огнём.

На губах выступила соль — или солёная кровь.

- Разойтись! Немедленно разойтись! Открываем огонь на поражение! Повторяю: открываем огонь на поражение! — голос прогрохотал сверху, усиленный мощным громкоговорителем.