Плач Агриопы

- Ты уверен? — на его лице отображалась целая гамма чувств. — Твой профессор — уже почти мертвяк. Он не поможет нам драться. Сейчас важно только это: драться! Важно, сколько нас и чем мы вооружены.

- Отпустите его! — выкрикнул Павел. — Я сдаюсь. — Он обернулся к бойцам за спиной. — Мы сдаёмся! Мы все — сдаёмся!

И его — тщедушного управдома со слабым голосом — неожиданно послушались. Несколько бойцов одновременно бросили под ноги огнелицому автоматы. Потом туда же полетели пистолеты с длинным, как ученическая линейка, стволом, следом — ножи. Последним расстался с оружием Третьяков: швырнул пистолет в офицера так, будто намеревался пробить тому голову увесистой железякой.

А тот — не зевал: поймал пистолет левой рукой, на лету, рассмотрел с интересом и бросил к остальному оружию. Потом поднял меч. Павел поймал себя на странной мысли: наблюдать за изящными стремительными движениями огнеликого ему нравилось. Если бы именно так к нему явилась смерть — на лезвии этого звонкого меча, — он бы, может, принял её покорно.

Звездопад! Праздничный салют! Целый сноп золотых искр расцветил площадь, когда офицер повёл мечом — и вдруг срезал лезвием головки винтов, удерживавших конечности сеньора Арналдо. Удар был нанесён ювелирно. Меч не отсёк алхимику кистей рук, даже не нанёс дополнительных ран. Павел успел — бросился под падавшее тело, перехватил его плечом. Третьяков, с небольшим опозданием, тоже подскочил: разделил с управдомом тяжесть ноши. Арналдо оттащили к ближайшему «Форду». Он дышал часто, тяжело, хрипло, но был жив.

- Вот и всё! — выкрикнул огнеликий. — Вот все вы — передо мной. Дерзкие, рискнувшие сопротивляться божьей воле! Встаньте на колени! Преклоните головы!

Павел ощутил, как его согнула в дугу неведомая сила. Против своей воли, он и вправду упал на колени. Не по-церковному, не молитвенно — но как если бы пытался поймать мышь в норе голыми руками.

- Валтасар Армани, — офицер плашмя, голоменью меча, ударил «арийца» по плечу. — Ты даже не узнаешь, за что умрёшь. Я уже убил в тебе древнюю память. Когда ты был в силе, ты был хорошим стрелком. Тебя учили ремеслу убийцы проклятые монахи в карпатских горах. Тебя вооружил немецкий святой. Ты умеешь убивать то, что невозможно убить. Ты много раз отомстил за жену. Ты научился умирать — и возрождаться. Эта смерть — не последняя для тебя. Но ты не веришь в это. Ты умрёшь сейчас, как в последний раз.

Офицер коснулся острием меча шеи Третьякова. На стали блеснула кровавая капля. Павел ожидал продолжения: плавного движения руки, обезглавливания. Но ничего не случилось. Огнеликий двинулся по площади дальше, оставил «арийца», подошёл к сеньору Арналдо. Удивительная сила и того коленопреклонила. Казалось, он висит, как кукла, на нитях и шарнирах. Одна из нитей перехватила ему горло.

- Арналдо де Вилланова. Мэтр, в совершенстве изучивший великое делание. Получавший золото из свинца. Полжизни растративший на поиски философского камня. Полиглот. Ты знал четыре десятка языков. Для тебя — как будто и не было кары многоязычия, которую наслал Господь на Вавилон, разрушив великую башню. Ты первым сотворил гомункулуса. И первым отыскал способ его умертвить. Ты был великим алхимиком. И им остаёшься. Ты сделал бы порох и пулю, чтобы убить то, что убить невозможно. Ты сделал бы целительный терияк, чтобы излечить тех, кто осквернён. Но сегодня ты исчезнешь. И не нарушишь Божью волю.

Алхимик захрипел, дёрнулся. Но и его не тронул клинок огнеликого. Зато он совершил полуоборот в воздухе — и опустился голоменью на невидимую преграду. Воздух под сталью уплотнился, соткался в фигуру человека.

- Авран, прозванный мучителем. Приветствую тебя, — с иронией проговорил офицер. — Ты прославился, как великий палач. Как существо, для которого нет тайн. Разве не Господь один всеведущ? Но ты не смущался тем, что сравнялся с Господом во всезнании. Ты и теперь узнал имя Чумы в этом городе, в этой вавилонской блуднице. Но оно умрёт вместе с тобой.

Огнеликий умолк, обернулся. Он смотрел на Людвига, а Людвиг — уставился на него. Коленопреклонённый, сдавленный, будто огромным паровым молотом, со всех сторон, Людвиг, казалось, вовсе не боялся офицера. Он не боялся даже его разящего меча.

- Ты, — огнеликий вдруг замешкался. — Я видел тебя много раз. Ты — ничто. Ты привязан к своим дням узами, каких ни за что не разрушишь. И я… столько раз пытался прочесть твоё имя…. Почему меня послали препятствовать тебе? Ведь ты — ничто. Знаешь, я должен тебя убить, — и закончить дело. Никогда ещё я не убивал незнакомца. Ты станешь первым…. Как полагаешь, меня, первейшего божьего слугу, сочли недостойным прочесть твоё имя?

- Ты — слуга Сатаны, — выкрикнул Павел, неожиданно для себя самого. Ему отчего-то захотелось защитить Людвига. Он не думал, что отвлечь внимание офицера на себя — хорошая идея. Но ничего лучше в голову не приходило. — Ты служишь яду, разложению, болезни, — продолжил управдом. — При чём здесь бог?

- Чтобы вылечить яд, — нужен яд ещё худший, — процедил офицер. — Если б у тебя было больше времени — ты смог бы обсудить это с алхимиком… или с врачом…. Скверну не отмоешь розовой водой. Её можно только спалить в пламени пожара. Ты помнишь Содом и Гоморру? Их гибель стала благом. Она была угодна Творцу.

- Откуда ты знаешь это? — усмехнулся Людвиг. Он не уступал в благородстве Павлу и дразнил огнеликого. — Ты же всего лишь слуга. Тебе не ведомо даже моё имя — имя самого обыкновенного человека. Тебе запретили знать даже его.

- Я могу его узнать, — офицер, отчего-то, разъярился. Вокруг него образовалось марево — настоящее марево, какое возникает вокруг костра или поднимается от асфальта в жаркий летний день. — Но мне незачем делать это. Я просто снесу тебе голову.

Людвиг словно не слышал офицера. Он улыбался — он смеялся тому в лицо. И тогда огнеликий изменился. Раздался в плечах, словно внезапно перерос человеческое обличие. Его меч, плясавший над макушкой латиниста, стремительно сместился, навис над Павлом.

- А ещё лучше: я снесу голову ему! — прорычал офицер.