Плач Агриопы

22
18
20
22
24
26
28
30

Перед дорогой Павлу выдали тёплую «дутую» куртку, что было очень кстати: пока к штабу подгоняли машину, он изрядно продрог. Осень дождливая ушла — на смену явилась золотая, с ночными заморозками и дневным холодным солнцем. Но до солнца, в этот ранний час, было ещё далеко. И лавка «салона» грузовика подмораживала ягодицы на славу. Управдом вскакивал с неё несколько раз, имитируя желание выглянуть в окно. Как назло, грузовик двигался не спеша. Иногда трясся всем нутром, видимо, очищая дорогу от каких-то помех для движения. Порой и вовсе останавливался, давал задний ход. Павел постепенно потерял счёт времени и даже слегка задремал, приспособившись к холоду.

Ему ничего не снилось — так, какой-то серый морок. Ни видений, ни чистых снов. Ровно то, что ему осталось — морок. В нём иногда мелькал большой кузнечик. Богомол. И Павел во сне думал: «и в этом — ничего удивительного; подумаешь — человек-невидимка! Человек-Чума — куда страшней!» Из серого тумана вдруг вышел Третьяков.

- Поднимайся, приехали! — объявил он.

Павел открыл глаза. Тяжёлые металлические двери грузовика — распахнулись. «Ариец» спрыгнул на асфальт первым. Павлу он протянул руку, помог спуститься по отвесной железной лесенке. Тот размял ноги, осмотрелся.

- Это ещё что? Ведь я распорядился… — пробурчал под ухом Овод.

Управдом немедленно разделил недовольство седовласого.

Дом культуры «Молодость» был отчётливо виден, метрах в ста от армейского бульдозера-грузовика. Обычный ДК в обычном спальном районе столицы. Кирпичная двухэтажная коробка с полностью застеклённым, до самой крыши, фасадом и декоративным портиком с двумя толстыми гипсовыми колоннами — перед ним. Но вся маленькая площадь перед зданием была заполнена людьми.

Людьми в полицейской форме.

Оцепление не только не сняли: похоже, его даже не уменьшили количественно. Полицейские машины перемигивались проблесковыми маячками. Правоохранители бродили по площади туда-сюда. Павлу казалось: это брожение — бесцельно. Это первая странность, которая бросилась ему в глаза. Вторая — явный переизбыток полицейских. Вторая странность была хитрей первой. Управдом не сомневался: в спокойные времена весть о том, что где-то в Москве готовится массовое самосожжение, вызвала бы и большее шевеление среди «золотопогонников». Но в условиях эпидемии, когда число человеческих смертей исчислялось сотнями, казалось невероятным, что на устранение подобного кризиса бросили больше сотни полицейских и пару десятков единиц служебного транспорта. Чем, собственно, отличается смерть тридцати сектантов, сгоревших в огне, от смерти, вызванной Босфорским гриппом? Статистику она уж точно не ухудшит: хуже-то — некуда!

- Я разберусь, — буркнул, тем временем, Овод и направился к полицейскому кордону.

Павел двинулся за ним — скорее по инерции, привыкнув оставаться ведомым. Но, по пути, он продолжал размышлять.

Полицейских — много. Едва ли не столько же, сколько сектантов в здании. Но рассредоточены правоохранители как-то странно. Практически все — перед парадным входом ДК. Если бы они разделились и предприняли попытку штурма — сразу с нескольких сторон — вероятность её успеха была бы немалой. Разве что, у сектантов какие-то, совсем уж убойные, гранаты, которые способны превратить в руины весь квартал, не считая самого дома культуры.

- Эй, кто здесь старший? — солидно, басовито, выкрикнул Овод. — К вам что, не поступало распоряжения о снятии оцепления?

Полицейские молчали.

Они бродили от автомобиля к автомобилю, уставившись в асфальт. Двое едва не задели плечами седовласого — но не остановились сами и не попытались остановить его.

Автомобили!

Это была третья, пугающая странность, на взгляд Павла. Совершенно новые, блестящие, будто только что сошедшие с конвейера «форды». Точно такие же, как тогда, возле Икши….

- Господа, обратите на меня внимание, — Овод уже не скрывал раздражения. Он схватил за плечо одного из полицейских. — Я должен поговорить со старшим офицером. Где он?

Полицейский, не оборачиваясь, вытянул руку в направлении автозака. Фургон, с решётками на узких окнах, являл собою центр композиции под названием «оцепление». Вокруг него толпилось более всего правоохранителей. Повёрнутый капотом к проезжей части, задом — к ДК, он, единственный среди всех полицейских авто, стоял с работавшим двигателем. Седовласый решительно двинулся к нему. А Павел, набравшийся опыта попадания в переделки, напротив, задержался, сделал шаг назад. Его чутьё опять обострилось. Нюх сигнализировал об опасности. Управдом собирался выбраться из полицейского оцепления, вернуться к армейскому грузовику с бульдозерным ножом. И вдруг, обернувшись, увидел невероятное: весь жилой квартал — многоэтажки, садики, тротуары и съезды с шоссе, — превратился в гигантский рисунок. Мир утерял трёхмерность. Казалось, всё материальное — всё, что простиралось от шоссе в сторону, противоположную ДК, — кто-то заменил колоссальными обоями с мастерски выполненным рисунком. Этот рисунок почти повторял реальность, но всё-таки оставался рисунком: плоским, безжизненным подобием.

- Ты это видишь? — Павел схватил за рукав Третьякова.