Наконец, с тяжёлым стуком, как будто Овод прогромыхал по асфальту костями, — тело упало под ноги обезглавившему его офицеру.
- В укрытие! — первым опомнился Третьяков. Он толкнул Павла под колёса одного из полицейских «Фордов». Сам же вытащил из-за пазухи пистолет и трижды выстрелил в убийцу. Но офицер повёл мечом — и трижды подставил под пули его ослепительное лезвие. Серебряные искры отметили места, куда угодили пули.
Пятеро «чёрных бойцов», по примеру Третьякова, тоже рассредоточились за укрытиями. Они стреляли очередями из автоматов.
Но офицер обхватил рукоять меча обеими руками, выставил меч вперёд, — и понёс на чумоборцев, как боевое знамя. И лезвие заискрило десятками серебряных всполохов — будто притянуло к себе все пули разом.
- Покоритесь мне! — пророкотал мощный голос. — Вы сделали многое! Вы совершили больше, чем другие, в других краях света и иных державах. Но теперь — всё кончено! Ваш небесный отец призывает вас! Не смейте противиться его воле! Покоритесь мне — и ваша кончина будет милосердной!
- Стойте! — крикнул Третьяков «чёрным бойцам», — те прекратили стрельбу. Они были напуганы. Они бы послушали в это мгновение кого угодно.
- Я хочу говорить с тобой! — «ариец» выбрался из-за укрытия; не опуская пистолета, осторожно пододвинулся к офицеру на полшага. — Мы можем договориться? Ты отпускаешь нас, мы — складываем оружие и уходим.
- Нет, — тот, как будто не замечая пистолета Третьякова, напротив, опустил свой меч. Лицо его полыхало внутренним огнём. — Я предлагаю только смерть. Милосердную — или жестокую. Быструю или долгую. Выбирай!
- Тогда зачем нам сдаваться тебе? — резонно спросил «ариец». — Почему бы нам не попробовать захватить с собой на тот свет хоть кого-то из твоей кодлы?
- Возможно, потому что вам ещё ведомо сочувствие? Оно спасёт от муки одного человека.
- Какого человека? О чём ты? — нахмурился Третьяков. Похоже, он подозревал, что огнелицый хитрит. Но тот повелительно взмахнул рукой, — и автозак взревел двигателем.
Машина медленно, медленно, поскрипывая железом и проседая на рессорах, начала пятиться задом. Двигаясь по дуге, она совершала разворот. Она встала боком к огнелицому и чумоборцам, дёрнулась вперёд, потом опять сдала назад.
Этот танец, в отличие от смертельного танца офицера, не был изящен. Но пугал — куда больше. Там, позади фургона, скрывалось что-то — не просто жуткое: что-то такое, что должно было перевернуть, а то и закончить, жизнь чумоборцев.
Автозак, наконец, развернулся — и подкатил к офицеру задом. Застыл, в шаге от его меча, как хорошо выдрессированный пёс.
На его дверях, распятый по рукам и ногам, висел эпидемиолог Струве — перепрыгнувший из пятнадцатого в двадцать первый век сеньор Арналдо.
Профессор поднял голову, близоруко прищурился. На глазах у него не было очков.
Что-то прошептал — как будто из последних сил, — и голова его вновь бессильно упала на грудь.
Павел с трудом верил в то, что видел. Алхимик был распят. По-настоящему, без шуток, без дураков. Не просто растянут верёвками, в позе витрувианского человека, — не просто обращён в букву «Ха», — но прибит железом — к железу. Из его рук и ног сочилась кровь. «Да это не гвозди — винты!» — с ужасом понял Павел. Плоть алхимика на руках и ногах была пробита винтами, а те — вкручены в гайки по другую сторону дверей автозака.
- Отпустите его! — прошептал Павел.
Офицер едва ли услышал это — зато на шёпот обернулся «ариец».
ebooksa