Вырвал у алхимика из рук склянку.
Будь что будет — главное, спасти деву!
Он взбежал на сцену, буквально всучил терияк старцу.
Тот зачарованно, восторженно смотрел на замазку в стекле.
- Отпускай девушку! — Потребовал Павел от сектанта.
Тот, наконец, опомнился, пришёл в себя.
- Я спасу этим всех праведников общины? — задал он запоздалый вопрос.
- Н-нет, — управдом замешкался. Но всё-таки не солгал. — Это лекарство для одного.
Старец ошалело уставился на Павла.
В его глазах бушевала буря. Управдом ещё никогда не видел, чтобы в глазах человека настолько отражалось смятение души. Тот вдруг отшатнулся от Павла. Отступил назад, выставив факел перед собой, словно оружие. В зрительном зале — впервые — послышался шум. Раздался ропот.
Старец, чьи глаза наполнялись тоской безумия, ещё попятился.
- Отче! — резанул тишину тонкий женский голос из темноты зала. — Ты покидаешь нас?
«Шу-шу-шу-шу-шу-шу-шу», — покатилось по восходящей. И вдруг, вопросительно, жалобно, уже другая живая душа произнесла:
- Измена?
Темнота и тишина, казалось, ждали только этого слова, чтобы прийти в движение, разрушиться, разбиться…
На сцену, в одно ловкое движение, вскочил Третьяков — встопорщенный, разгорячённый стычкой, но, как всегда, деятельный и полезный. Что бы он ни собирался совершить на сцене — в отношении старца, девушки, или Павла, — он совершить не успел.
Из зрительного зала, прямо через ряды, поползли к сцене человеческие фигуры. В них было так много паучьего, что управдом невольно искал взглядом цепкие мохнатые лапы, торчавшие из тел. Когда фигуры переваливались из ряда в ряд — слышались мерзкие чавкающие звуки. Сектанты шептали своё «шу-шу-шу», шелестели, как пауки на ломкой осенней листве, — и шлёпались об пол, как мокрицы. Павел вдруг понял: многие из них безнадёжно больны. Может, и все сразу. Возможно, Босфорский грипп изуродовал эту общину как-то особо — например, обезножил. Хотя старец держался на ногах уверенно.
А вот руки его — дрожали. Он — то и дело — то поднимал, то опускал факел.
Но, как только крик: «Измена!», — повторился, — старец, зажав склянку с терияком в кулаке, бросился к кулисам.
Третьяков сглупил: попытался остановить беглеца. Рванулся за ним. Не достал. Но, вероятно, напугал. И этот испуг ускорил поступь безумия, торопившегося поселиться в старце.
ebooksa