Тот размахнулся факелом, как дубиной, как городошной битой, — и швырнул его на сцену.
Бензин вспыхнул ослепительно, жарко.
Огонь не просто охватил сцену — он шарахнул взрывом. Горючей жидкости было слишком много. В воздухе возник огромный огненный шар — стремительно расширился — и лопнул. Вместе с жаром по сцене прошла тугая взрывная волна — и она, как ни странно, помогла чумоборцам. Те словно бы оказались в эпицентре урагана — в самой спокойной его зоне. Языки огня, как волны, выплеснулись в зрительный зал.
Завизжали пауки. Взвыли, запричитали опалённые пауки. Каждый — Агриоппа.
Но столб, с привязанной к нему девушкой, обдало лишь жаром. Огонь пронёсся мимо столь стремительно, что не сумел затормозить у сложенного из мусора костра. Он поджёг ширмы и занавес, на краю сцены. И уже оттуда, будто поверив, что упустил по пути главную сласть, стал быстро подбираться к деве.
Третьяков действовал ещё быстрее огня.
Он бросился к столбу, принялся рвать верёвки-путы голыми руками. При этом, ногой, пытался затоптать огненные ручейки позади себя.
- Помоги! — прохрипел, обернувшись к Павлу.
Управдом метнулся к столбу.
Тоже, срывая ногти на пальцах, вступил в бой с верёвками. В полуметре от себя он видел совсем ещё детское, наивное, маленькое, похожее на сердечко-валентинку, лицо девушки. Та приходила в себя. Взрывная жаркая волна опалила ей белокурые волосы, сожгла тонкие светлые брови. Девушка теперь казалась мальчишкой-трубочистом из сказки.
- Держите! — сквозь полосу огня и сгущавшийся дым, к столбу прорвался один из «чёрных бойцов». Он протянул Третьякову зазубренный армейский нож — наверное, утаил где-нибудь в сапоге, когда отряд сдавался меченосцу.
- Класс! — как хулиган, получивший в своё распоряжение новую рогатку, выкрикнул «ариец» и, уверенными движениями, принялся перерезать верёвки.
Но тут на нём загорелись брюки.
- Чё-ё-ёрт! — плюясь слюной и завывая, Третьяков продолжал пилить.
Павел сорвал с себя куртку, размашисто сбил огонь с брюк «арийца». Ненадолго. Огня вокруг скопилось так много — столько огненных ручейков слились в одно огненное озерцо, — что сопротивляться стихии было бессмысленно.
Но, наконец, верёвки упали. Третьяков подхватил тело девушки, перебросил его через плечо.
Зал пылал.
Люди-пауки уже не корчились, не голосили — они воняли жжёным мясом.
Но эта вонь едва ощущалась — она забивалась другими: горячего лака, бензина, едкого дыма.
- Он сбежал через кулисы! — выдохнул Павел. Никто не спросил, кого управдом имел в виду.