Плач Агриопы

22
18
20
22
24
26
28
30

Управдом резко встряхнулся, как пёс после дождя. Зеркало заднего вида было разбито. Уцелел лишь крохотный его треугольник, в котором отражались мост и служебные авто с проблесковыми маячками. Сцена фантастического спектакля с каждой секундой отдалялась.

- Что это было? — Выдохнул Людвиг. — Кто это был?

- Я не знаю, — Павел ощущал слабость во всём теле; впрочем, она постепенно исчезала. — С чего ты решил, что знаю?

- Это какое-то существо? Чудовище? — Не унимался латинист, — Или нам всё привиделось?

- Отстань! — Взорвался управдом. — Я уже не знаю, кто такой я сам и что здесь делаю.

- Вы странно себя вели, — проницательный латинист, чуть прищурившись, разглядывал Павла. — Как будто оказались под гипнозом. Мне даже показалось, вы решили, что это… существо… пришло по вашу душу.

- А ты не подумал, умник, что я просто перепугался до поноса? — Зло отрезал Павел. — Я тебя предупреждал: моя фамилия — не Рембо. К героям не имею ни малейшего отношения.

- Не скромничайте. Трусом вас тоже не назовёшь, — задумчиво, словно размышляя о своём, протянул Людвиг, — и умолк. Павел был благодарен попутчику и за эти недолгие минуты тишины. Болтать ему не хотелось. Только не сейчас. Он подумывал остановиться и посмотреть, как там «ариец», а главное, Еленка с Татьянкой, но был уверен: для такой остановки ещё слишком рано. Вот удастся отъехать от Москвы хотя бы километров на тридцать — тогда можно. А пока надо гнать, что есть сил, не нарываясь, при этом, на неприятности. Посты ГАИ встретятся на пути ещё не раз. Одна надежда: может, тотальных проверок больше не случится. Удивительно, что радио в салоне «Линкольна» всё ещё работало. Тихо звучавший джаз казался приветом в мир мёртвых из мира живых.

Траффик на шоссе не пугал — приличную скорость удавалось поддерживать свободно. Хотя, по части выезда за город, опыт у Павла был небольшим, и он не мог сказать, как тут обстоят дела в другие дни. Проверяльщики в форме не тревожили и даже не попадались на глаза. Высокая стеклянная будка гаишного поста, возле которой Павел слегка притормозил, чтобы не дразнить гусей, оказалась безлюдной; внутри не горел свет и никакого человеческого мельтешения — не наблюдалось.

Проехали указатели на забавно звучавшие Горки и Грибки, потом — над тёмной и большой водой: канал имени Москвы, утопив в себе Клязьму, продолжался здесь Клязьминским водохранилищем. После того, как водные просторы остались позади, Павел решил, что пора присматривать место для остановки. Он сбавил скорость, прижался к обочине и, переждав небольшой автопоезд из большегрузных фур, плавно затормозил. Катафалк качнулся, как круизный лайнер на волнах, и замер.

- Эй! Я иду! — Павел крикнул это куда-то вглубь «Линкольна», за переборку, отделявшую «гробовой отсек» от водительского и пассажирского сидений; крикнул, повернув голову назад; решил предупредить о своём приближении «арийца», а может, и девчонок, если вдруг, чудом, кто-нибудь из них пришёл в себя.

Он вылез из машины. Ощутил холод и сырость. Дождь почти прекратился, но в воздухе дрожала взвесь из мельчайших частичек дождевой воды. Нахохлившись и приподняв воротник, Павел добежал до задней двери катафалка. Взялся за хромированную ручку, потянул дверь на себя.

Зажегся «дежурный» огонёк. В его свете лица Еленки и Татьянки казались синеватыми, окоченелыми. Страх охватил Павла, но на сей раз — страх за жизнь жены и дочери уступил место более сильному. За дверью Павла ожидало ужасное открытие, и, сколько он ни обшаривал глазами нутро катафалка, суть вещей не менялась: Валтасара — он же «ариец», он же Стрелок, — в «Линкольне» не было.

* * *

- Думаете, он сбежал? Испугался? — Людвиг, по примеру Павла, вышел из машины и теперь всматривался в серебряную вязь мушкета, поднеся оружие к глазам. — Оставил нам вот это — и сбежал?

- Может быть, — Павел пожал плечами. — Хотя, если судить по тому, как он кричал, — я бы скорее поставил на то, что он отдал концы.

- Думаете, его тело забрали? Полиция? Или тот… зверь? Там такой шум стоял… — Латинист усмехнулся. — А ведь Валтасар дерётся — лучше нас обоих, вместе взятых.

- Это ты к чему? — не понял Павел.

- Он мог попытаться нас прикрыть; мог выйти, чтобы сразиться.

- Ты слишком хорошо о нём думаешь.

- А вы — слишком плохо. И крови в салоне труповозки — всё равно нет. Если б его зарезал тот, странный… ну, вы понимаете…