Декси не замолкал ни на секунду, шипя и пенясь праведным негодованием, словно пивная бочка. За два года он вытянулся и возмужал: он уже не был тем хилым мальчишкой, которого Тори подначивал на всякие глупости. Теперь он был хилым юношей, способным выдумывать глупости самостоятельно. Эгерум здорово потрепал его, но Декси вышел из этой схватки победителем. И хоть последствия аурной инъекции до сих пор давали о себе знать, заставляя его то и дело падать в обмороки, словно кисейная барышня, в остальном он походил на совершенно обычного мальчишку, разве что с чёрными глазами. У него даже начали пробиваться усы, что ужасно злило Тори, до сих пор напрочь лишённого всякого намёка на щетину. Неужели нужно заболеть проклятым эгерумом, чтобы разжиться шикарной бородой?!
Поначалу флюменцы приняли неспящих с опаской: никто не понимал, чего теперь ждать. А в особенности сами эгеры. Некоторые из них так и не решились отказаться от морока, испугавшись слухов о том, что далеко не всем удаётся выжить и начать новую жизнь. Другие с радостью вернулись домой и ответственно подошли к изучению своих новых способностей. Так или иначе, вскоре местные жители предпочли смириться с ситуацией и сосуществовать бок о бок со своими черноглазыми братьями и сёстрами до тех пор, пока те не заставят их поступить иначе.
Конечно, были и те, кто до сих пор не мог принять новые порядки. Тори уже дважды намыливал шею местной шпане, когда те пытались прицепиться к Декси из-за его глаз. И всё же это были лишь детские выходки по сравнению с тем, что творилось в городах побольше. Многие эгеры сами предпочитали не высовывать носа из гетто, опасаясь особо неприветливых сограждан. И хоть агрессия в сторону неспящих отныне особенно строго каралась законом, ещё строже каралось их злоупотребление своими силами. А под статью «злоупотребление» при желании попадало что угодно, если неподалёку случайно окажется неравнодушный свидетель. Напряжение в обществе то успокаивалось, давая призрачную надежду на мирное будущее, то нарастало вновь, когда в газетах появлялась очередная новость о нападении эгера. Или нападении
Из-за всего вышеперечисленного Декси предпочитал никогда не использовать свои способности вне дома. Ему нужно было быть особенно осторожным, ведь он уже год как являлся студентом столичного Университета Ищущей и подвергался особо пристальному вниманию не только как первокурсник, но и как учащийся с эгерумом. Но Тори иногда удавалось уговорить его силой мысли сорвать шляпу с до ужаса вредного соседа, когда Декси возвращался в родной город на лето. В эти моменты казалось, что всех прошедших лет и вовсе не было и они снова сделались беззаботными детьми.
– Нет, ну как они могут тебе не верить?! Это просто возмутительно! После всего, что ты сделал! – Казалось, неверие в кабацкие байки Виатора раззадорило друга куда больше, чем его самого.
– Гении всегда умирают непризнанными, – смиренно ответил Тори.
Привычки Виатора по возвращении домой тоже остались прежними. Он слышал, что Фебус Ностер снова открыл винодельню – раз в полгода тот присылал письмо с приглашением навестить их с Ари. Однако между возможностью бесплатно выпить со старым приятелем и никогда больше не видеть его мрачную племянницу Тори стабильно выбирал второе. Двух лет было явно недостаточно, чтобы забыть холодок, идущий по спине от её взгляда… Нат Филий тоже не заставил ждать вестей о своей новой жизни. Судьбы вольных здорово изменились с приходом Рекса к власти. Многие из них не без труда, но охотно вернулись к нормальной жизни, перебравшись в города и позабыв свою дикую натуру. Сойка покоряла столичные улицы, бесстрашно расхаживая по ним в нарядном платье, Рыжий не оставлял попыток поступить в университет и наверстать упущенное за долгие годы в изоляции. Другие же предпочли так и остаться нелюдимыми, слишком сильно привыкнув к жизни вдали от суеты. И хотя на них едва не обрушилась облава после того, как из Соль выбили признание на Храмовом Острове, Рекс вовремя подписал все необходимые бумаги, и искателям наряду с Совами волей-неволей пришлось оставить вольных в покое.
Верро Милия рвал и метал из-за необходимости подчиняться новым законам, но теперь молодой император устанавливал свои правила, и старший искатель был обязан с ним считаться. Порой эти правила доходили до абсурда, и Рекс самолично запрещал искателям приближаться к тому или иному эгеру, включая всех, кто был в особняке Ностеров в тот день. Старший искатель был одержим идеей найти настоящих убийц Сиятельной, а не ограничиться «охайскими головорезами», о которых кричали все газеты после её смерти. Но ему быстро дали понять, что империя вступает в новые времена и теперь он – их часть.
Нат Филий же, убедившись, что его близкие в безопасности, покинул деревню и спустя полгода кутежа и разгульной жизни в столице вступил в ряды аструмской армии. Военные принимали эгеров куда охотнее, вероятно, осознавая их потенциал. Тем более что Нат был просто создан для не особенно интеллектуальный деятельности, влекущей за собой неконтролируемые разрушения. Ему нравилось снова принадлежать к чему-то теперь намного большему, чем просто горстка беглецов на краю света. Да и платили недурно, исходя из его писем. Хоть слухи о снова назревающей войне и росли с каждым днём, Нат в них не верил и воодушевленно прожигал жизнь, наслаждаясь каждой секундой увольнений и невероятно кичась своим пурпурным мундиром. В особенности тем, что он был получен абсолютно честным путём и даже не снят с трупа неудачно заблудившегося в лесу бедняги. Тори был рад получать вести от тех, кто успел стать ему другом за пусть и короткое, но самое яркое в его жизни путешествие. Даже несмотря на то, что некоторые из этих людей предпочли хранить молчание, не в силах справиться со старыми обидами.
Пропуская трескотню Декси мимо ушей, Тори лениво переставлял ноги, наслаждаясь весенним вечером. Тепло любимого пива из «Зелёного Камыша» приятно разливалось в груди, а ноги слегка немели, пружиня на шершавой брусчатке.
На самом деле Тори не было обидно, что мужики из кабака не верят его историям. Он рассказывал их в каждый квинтий совсем не для того, чтобы на следующее утро газетчики бились со стражами за право выломать его входную дверь и лично поговорить с тем, кто изменил всё в ту роковую ночь. Может, всё оттого, что он сделал это не ради славы и признания. Тот выстрел до сих пор отдавался эхом где-то на задворках его памяти, но сейчас всё это казалось совершенно невероятным, будто он и сам подслушал это в чьём-то пьяном разговоре. Тори не гордился тем, что сделал, но и не сокрушался по этому поводу. Хоть он и мнил себя героем, но совсем не из-за того, что собственными руками совершил государственный переворот. Куда больше Виатор Рэсис кичился тем, что однажды сумел уложить в постель двоюродную племянницу городского трибуна и съесть двенадцать пирогов на ярмарке в честь Этерналий четыре года назад. Ему не нужны были ни золотые горы, ни его имя на устах каждого аструмца. Тори достаточно было знать, что есть на свете одна невыносимая, но прекрасная девушка и её жизнь не омрачена кровью на руках. Всего лишь один из тысячи поступков настоящего мужика. Возможно, именно после этого волос у него на груди стало едва ли не в два раза больше. А может, это просто была копоть, просочившаяся через рубашку на смене в котельной…
Распрощавшись с Декси, Тори миновал притихший двор и, оглушительно скрипнув так и не смазанной калиткой, на цыпочках просочился в дом, надеясь остаться незамеченным. Тепло и свет сонной гостиной обняли его за плечи, заставив веки стремительно поползти вниз, а усталость – навалиться с удвоенной силой.
Тори лениво стянул ботинки, не удосужившись даже наклониться, и собирался было направиться к лестнице, как вдруг ему на глаза попался конверт, белеющий на комоде у двери. Он повертел его в руках, всматриваясь в переплетения голубой печати на лицевой стороне и выведенный идеальным почерком адрес, и неаккуратно надорвал бумагу, едва не повредив содержимое. Тори сощурился: то ли от тусклого света вычурного светильника в виде ландыша, купленного матерью несколько лет назад, то ли от того, что он никак не мог поверить собственным глазам.