Это и в самом деле была бомба! Информация, которую раздобыл Лысый, расставляла все по своим местам. Интуиция не подвела, садовник Аким оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал.
Аким Владимирович Серов — вот каким было его полное имя! Аким Владимирович Серов — бывший муж Наты Стрельниковой, незаконно осужденный по доносу Саввы Стрельникова, дед и единственный наследник Марты.
Что им двигало, месть или жажда наживы, еще придется разбираться, но одно известно наверняка — у Акима Серова были и мотивы, и возможность разобраться с любым из обитателей Парнаса. К слову, Савва Стрельников умер вскоре после появления в поместье нового садовника. Совпадение или предопределенность?
А внезапная смерть самой Наты? Так ли уж она естественна? Вопросов пока больше, чем ответов, но теперь Арсений хотя бы знает, в каком направлении двигаться. Теперь, когда он видел пылящиеся в подвалах фонда работы Акима Серова, он может почти с полной уверенностью утверждать, что наброски в ученическом альбоме и, возможно, мраморная Урания — это дело рук неприметного садовника. Искусствоведы, с которыми Арсению удалось побеседовать, в один голос утверждали, что Аким Серов был гением, едва ли не бо€льшим гением, чем Савва Стрельников, что, не случись в его жизни доноса и лагерей, он рано или поздно затмил бы своего учителя, добился бы славы и признания. Жена-красавица, любимая работа, прекрасные перспективы — всего этого Аким Серов лишился по вине Саввы Стрельникова. Двадцать лет жизни прошло в лагерях, перспективы истаяли, как дым, а жена-красавица ушла к злейшему врагу…
Даже то, что от руки Акима Серова страдали совершенно невиновные люди, можно понять. Ната любила своих дочерей и своих внуков, смерть любого из них причиняла ей нестерпимую боль. Что сделали с некогда рафинированным и утонченным человеком лагеря, в кого превратили, можно только догадываться, но, судя по всему, новый Аким Серов не щадил никого: ни бывшую жену, ни родную дочь, ни внучку. Особенно внучку! Теперь все стало на свои места, и покушение на Марту обрело наконец смысл. Марта ошибалась, у нее был наследник. После ее смерти все досталось бы ее родному деду, Акиму Серову.
Непонятным оставалось только одно. Тогда, в далеком восемьдесят четвертом, Ната наверняка знала, кого нанимает на работу. Знала и не побоялась мести. Что это, чувство вины или холодный расчет? Хорошо это или плохо, когда враг всегда рядом, всегда на глазах? Кто знает, какие узы и какие цепи связывали ее с бывшим мужем. Кто знает, почему она позволила Акиму Серову убивать…
— Лысый, спасибо! Ты даже не представляешь, что нарыл. — Арсений похлопал друга по плечу, бросил нетерпеливый взгляд на часы.
— Ну, отчего же не представляю?! — Друг расплылся в довольной улыбке. — Очень даже представляю. Это бомба, Крысолов, настоящая бомба! Ты только теперь осторожно, смотри, чтобы она не рванула прямо у тебя в руках.
— Не рванет. Предупрежден — значит вооружен!
Теперь, когда почти все стало на свои места, будущее уже не казалось таким беспросветным, как раньше. Ему еще предстояло разобраться с Мартой, но это потом, после того как будет нейтрализован Аким Серов. Арсений смутно представлял себе, как именно нейтрализует садовника, но точно знал, кто станет следующей жертвой Акима, если он не поторопится.
Телефон Марты молчал. Молчал, когда Арсений садился в машину, молчал, когда он, рискуя попасть в аварию и не обращая внимания на темноту, до упора выжимал газ, молчал, когда внедорожник с раздраженным ревом замер на подъездной дорожке у дома.
Не нужно было оставлять ее одну! К черту важность и конфиденциальность! Марта должна была находиться с ним. Уже ни на что не надеясь, Арсений набрал наизусть выученный номер, всмотрелся в утопающий в темноте дом, лишь кое-где подсвеченный льющимся из окон электрическим светом. Окна Мартиной комнаты были черны. Вот и верь после этого женским обещаниям…
Грим, сидевший спокойно у его ног, вдруг заволновался, тихо зарычал.
— Что там? — Арсений ухватил пса за ошейник.
— Это я. — Темнота сначала сгустилась, а потом превратилась в тонкую женскую фигуру. Марта!
— Я велел тебе сидеть дома! — Арсений и сам не знал, какое из двух чувств, его одолевающих, сильнее: облегчение или злость. — Почему ты не отвечала на звонки?
— Прости. — Она подошла почти вплотную, опасливо покосилась на неспокойно переминающегося с лапы на лапу Грима. — Арсений, я теперь все знаю. — В молочном свете луны ее лицо казалось бездушной маской, на которой живыми оставались только глаза, а призрачная диадема над ее головой тревожно вспыхивала кровавыми сполохами. — Нам нужно поговорить.
Да, им уже давно нужно поговорить.