– Как, – подавшись к дракону, воскликнула я, – вы себе это представляете?!
Арнел холодно ответил:
– Молча.
Выпрямив спину, холодно взглянула на него и поинтересовалась:
– Лорд Арнел, а вы имеете хотя бы какое-то представление о человеческих возможностях? О возможностях человеческих магов? О внутренних ресурсах организма в целом?
– Что вы пытаетесь мне сказать? – вопросил дракон.
– Что у нее не хватит сил на применение нужного заклинания, – любезно ответил за меня лорд Давернетти.
Дракон на миг словно окаменел, его красивые губы сжались, несколько секунд он молчал, ничем и никак не выражая собственных эмоций, затем произнес:
– По какой причине вы не смогли прочесть кровь Стентона?
Интересный вопрос.
– Вероятно, по причине того, что это невозможно, – язвительно предположила я.
Холодный взгляд на меня – и почти уничижительное:
– Или по причине ограниченного ресурса вашего человеческого организма?
Кровь прилила к щекам, а затем отхлынула, оставляя после себя лишь охвативший меня гнев. Я удержала ярость с огромным трудом и ледяным тоном ответила:
– Да, лорд Арнел, именно по этой причине, вы совершенно правы. И раз уж мы установили сей факт, возможно, вы позволите мне уже отправиться к себе и в полной мере насладиться своей ничтожностью?
На миг в кабинете полицейского воцарилось молчание, затем Давернетти взмахнул ладонью, наглухо закрывая дверь, шумно вздохнул и произнес:
– Так, для начала, полагаю, нам всем стоит успокоиться. Далее, дорогая Анабель, прежде чем терзаться своей ничтожностью, вспомните о том, что на вас жаждет жениться далеко не самый последний дракон этого города, соответственно, вы как минимум если и ничтожество, то крайне желанное – утешьтесь этим.
– Достойный повод для утешения! – съязвила я.
Полицейский сверкнул широкой улыбкой, а затем вновь стал серьезен:
– Анабель, я бы с удовольствием сказал – «Адриан мерзавец, никогда не мечтайте о его постели», и в целом с радостью выставил соперника вон, но… – темные глаза дракона сверкнули зеленью, – один запрет мы уже нарушили, Анабель, и результатом стала смерть более четырехсот девушек. И Адрианом сейчас движет вовсе не желание уязвить вас, а страх. Страх совершить ошибку. И страх причинить вред.