За полгода она нисколько не изменилась, только рыжие кудри были убраны в аккуратную причёску. Эдуард покосился на её правую руку: обручального кольца не было. Тогда он закрыл дверь и сел напротив.
– Я не ожидал, что ты придёшь, – произнёс Эдуард просто для того, чтобы нарушить тишину. С перрона летела музыка, шум, голоса, но все звуки словно разбивались о пространство купе. Их не существовало.
– И тем не менее, – улыбнулась Ив. Едва-едва, уголками губ: глаза остались серьёзными. – Как ты?
– Еду на войну.
– Страшно?
Эдуард усмехнулся.
– Нет. Нисколько, – и спросил в свою очередь: – А ты как? Слышал, что ты замужем…
Ив отрицательно качнула головой.
– Ты слышал больше, чем говорили.
Помолчали. Эдуард словно аршин проглотил: сидел и боялся пошевелиться. Он знал, что нужно сказать ей что-то хорошее, попросить прощения за неудавшийся роман, за первый зимний вечер, когда он ушёл, а она осталась одна, за то, что сейчас они не стоят, обнявшись, на перроне, не будут ждать друг друга, не будут писать, да и просто не будут…. Ему так много хотелось сказать, но он не мог подобрать слов. Совсем не мог.
По вагону пронёсся призывный гудок. Люди на перроне пришли в движение. Эдуард понял, что прозвучал сигнал к отправлению. За стеной его сокурсники с шутками и прибаутками размещались на местах и готовились пить всю дорогу.
– Что ж, удачи тебе, – промолвила Ив. – Постарайся вернуться живым. Не подумай: не ко мне. Просто постарайся. Я тебя простила, Эдуард, и не держу зла.
В купе сунулся было его сосед Мик, но, увидев девушку, закрыл дверь. Эдуард с невероятной отчётливостью ощущал, что его прежняя жизнь утекает, словно вода из пригоршни – не остановить, не удержать.
– Это тебе, – Ив протянула ему свёрток. – Книга моих стихов. Больше нечего подарить… так, на память.
Эдуард принял книгу и взял Ив за руку. Без всякого дружеского или любовного подтекста, просто для того, чтобы ощутить живое. Девушка взглянула ему в глаза, но тотчас опустила голову.
– Прощай, Эдуард, – сказала она. – Выживи.
– Прощай, Ив, – произнёс Эдуард, и рука выскользнула из его ладони.
Спалось Лене отвратительно.
Она долго не могла заснуть, ворочалась, сопела, пытаясь угнездиться поудобнее, пока Сергей не принялся ворчать, что он так больше не может, и вообще: даст она ему покой или нет? Лена хотела сказать, что безработные могут отоспаться и днём, но не стала, пихнула мужа задницей и закрыла глаза.
Снился ей далёкий-далёкий город, выжженный солнцем до белизны. Лена спускалась по узенькой улочке и думала: и наяву жарко, и во сне жарко… Тугой горячий ветер обдавал её тяжёлыми волнами духоты, но почему-то особо тяжко ей не было. Лена шла и замечала, что при её появлении стайки смуглых детей разбегаются по подворотням, две женщины в пёстрых восточных халатах и платках шарахнулись в сторону, делая знаки, отгоняющие нечистого, и даже шелудивая дворняга, заскулив, кинулась прочь.