Раскалённая луна

22
18
20
22
24
26
28
30

— Беги!

Кот меня не слышал. Он ринулся на помощь Бандерасу, но тварей было слишком много. Он проскочил мимо одного, двинул в челюсть другого. А потом, нелепо взмахнув руками, вдруг остановился. Сломленный гипнозом, он больше не сделал ни шагу. Упыри набросились сзади, повалили его на землю. Один подскочил к шее и, по-звериному изогнувшись, впился зубами в горло.

— Нет!

Ярость затопила целиком, вспыхнул "тепловизор". Я кинулся к Коту, к его затухающему алому силуэту, с одним желанием — оторвать этих пиявок от его тела. Рубанул по синим пятнам, не разбирая, куда именно. Замахнулся снова… когда мощный удар снес меня в сторону.

Я зарычал, попытался отбиться, но следующий ментальный удар впечатал в землю и едва не вырубил сознание. Голова раскалывалась на части, воздух стал тяжелее свинца, стальные тиски сдавили грудь. Я сипло вздохнул, силясь сфокусировать зрение.

Кот лежал совсем рядом. Воздух с хрипом вырывался из его груди, из раны на шее текла кровь. Он посмотрел на меня, и в его глазах не было ни сожаления, ни боли. Только мрачная решимость довести дело до конца… Он поднес руку к губам и раскусил капсулу с ядом.

Немой крик застрял в горле. Отчаяние. Ярость. Они рвали на части, но я не мог даже застонать.

— Решительный малый, — голос лощеного упыря оставался таким же невозмутимым. — Ладно, расправляйтесь со вторым и уходим отсюда. Или ты тоже примешь яд?

— Н…нет, — услышал я слабый голос Бандераса.

— Значит, хочешь стать одним из нас?

— Д…да…

Бандерас… Как же так? После всего, что они сделали с твоим другом… Мысли путались, холод сковывал тело, постепенно добираясь до самого сердца.

— Приступайте, — кивнул главный. — Ну а ты…

Кровосос присел рядом, в нос ударил резкий запах его духов. Тошнотворно сладкий, маскирующий дух разложения. Я встретился с его глазами. Черными, как окна в вечность. Голову вдруг разорвала дикая боль, и новая ментальная волна разбила мир на тысячу осколков.

Франция, Марсель. 1990 год

Ночь опустилась на город, накрыла безлюдные улицы бархатной тенью, загнала жителей портового квартала в дома. Только тощие собаки, да полудикие кошки все еще крутились возле закрывающихся лавочек восточных торговцев: оттуда продолжали течь соблазнительные запахи горячей шаурмы, жареной курицы и лепешек с кунжутом.

Морской ветер свободно разгуливал по опустевшим переулкам, разносил печальные гудки входящих в гавань кораблей, обдувал громоздкие, выдержанные в классическом стиле, дома. Однако всю их европейскую строгость нарушали расписанные арабской вязью подъезды, выложенная геометрическими узорами пестрая мозаика, разбросанный тут и там мусор. Именно здесь селились бедные, а порой дошедшие до крайней черты нищенства иммигранты из близлежащих африканских земель: легальные, а чаще всего нелегальные.

Возле одного такого дома затормозил черный лимузин, выпуская из своих недр невысокого молодого человека. В дорогом костюме "с иголочки", в до блеска начищенных ботинках и с изящным портмоне в руках, он смотрелся здесь также чужеродно, как колониалист, прибывший во владенья туземцев.

Анатоль окинул взглядом грязный подъезд, чуть скривился и пнул ногой подлетевшего к нему со звонким лаем щенка. Живность он не любил, так же как не любил запах грязных человеческих тел, пота и испражнений. А тонкий вампирский нюх улавливал его даже здесь, на улице.

— Месье Легран, — из автомобиля вылез водитель, с отвращением посмотрел на дом и брезгливо прикрыл нос, — вы уверены, что это тот адрес?

— Мои осведомители никогда не ошибаются, — повернулся к нему Анатоль, игнорируя шмыгнувшую вдоль стены крысу.