Лишняя. С изъяном

— А почему ваша фамилия тогда не Оффал? Вас же признали, насколько мне известно.

— Сайкерт — фамилия моей матери, — криво усмехнулся Ричард. — Лорд Оффал не пожелал на ней жениться, поэтому она осталась при девичьей.

Он хрипло рассмеялся.

— Отец, он даже не сразу поверил, что я именно его сын. Мать никогда не была разборчива в связях. Только когда я чуть подрос и стало ясно, что я его копия в детстве, лорд Оффал взял меня к себе. Но тут его ждало еще одно разочарование — во мне не было магии. Ни капли.

Я слушала и боялась пошевелиться. За стеной маги-стенографисты записывали драгоценные показания, без которых главный виновник смерти Хилли так и остался бы безнаказанным, несмотря на все наши подозрения и доказательства. Задушил-то ее Ричард, а вот направляющей рукой стал тот, кому по должности полагалось жизнь оберегать.

Сайкерт машинальным — привычным — движением потер грудь в районе солнечного сплетения.

— Отец вливал в меня магию каждый день. Это была пытка. Резерв у него огромный — он не жалел силу, пытаясь сделать из меня мага. Это будет прорыв, любил он повторять. Новое слово в целительстве. Только у него ничего не вышло. Я оказался настолько бракованным, что не смог даже принять вливаемую в меня магию. Мой организм отторгал ее, как чужую кровь.

Художник помолчал, продолжая массировать солнечное сплетение. Ему явно хотелось выговориться — недаром же он оставлял свои жуткие абстрактные картины в публичном месте. Классический пример маньяка, который подсознательно хочет, чтобы его остановили. Жаль, что мы не смогли этого сделать раньше.

— Лет до двенадцати я жил на правом берегу, — поведал мне Ричард доверительно, наклонившись чуть вперёд. Нас разделял стол, за дверью дежурили двое стражников и мой жених, которому я доверяла куда больше, чем всей полиции вместе взятой, и то я невольно вздрогнула, подавляя желание отстраниться. — На всем готовом, с кучей слуг, по первому чиху приносивших все на блюдечке. Малая компенсация за пытки магией, но я привык.

Как я его понимала. Привыкнуть можно к чему угодно. И спать две трети суток, и жить на два мира, и править криминальной империей, хотя раньше считала любое нарушение закона ужасом и преступлением. Помимо воли, даже зная, что сидящий передо мной мужчина убил более тридцати женщин, я начинала проникаться к нему сочувствием. Точнее, не к нему, а к тому несчастному мальчику, лишенному семейного тепла.

Не оправдывать его ни в коем случае.

Убийство — не выход, никогда, даже если тебе от него полегчает. Но учитывая, как его искорежил родной отец, который, по идее, должен был защищать и оберегать единственное чадо, неудивительно, что у бедняги поехала крыша.

— А потом стало ясно, что магия не приживется. И лорду Оффалу я стал не нужен, — тихим голосом продолжил Ричард. — Поэтому меня услали обратно к матери. Ей я тоже был не нужен — мешал работать с клиентами. Меня запирали в шкафу, потому что квартира у нас была маленькая и скрыть ребёнка было больше негде. И я слушал, как мою мать имеют разные мужчины, иногда и несколько… Ел я далеко не каждый день, но рисовать не перестал. Углём на стенах, палкой на песке — голытьбе выбирать не приходится. Меня заметил мсье Дюк, взял в подмастерья. Когда он умер, у меня уже скопилось достаточно денег, чтобы снять собственную студию, и знакомств, чтобы не умереть с голоду. Я рисовал этих расфуфыренных дам с их волосатыми собачками, пузатых лордов и наглых магов, и ненавидел их. Ненавидел всех. И отца, который показал мне лучшую жизнь, а потом бросил, и мать, которая терпела меня только потому, что лорд Оффал заплатил ей неплохую сумму за мое содержание. Спустила она ее за месяц, но договор есть договор, и выгнать меня она не могла. Хотя и хотела бы.

— Все это очень трогательно, но не объясняет, зачем вы пытались убить принцессу, — холодно напомнила я суть нашей беседы. Ричард передернул плечами.

— Меня тогда снова нашёл отец. Дал денег. Позвал жить с ним. Мне уже было все равно, я собирался бросить монеты ему в лицо и уйти: слишком поздно он опомнился. Но он сказал, что сожалеет. Что не собирался меня бросать, а его вынудили. Вроде у короля родилась убогая дочь, увечная, и ему пришлось всю магию бросить на борьбу с ее недугом. И на меня уже не оставалось. А ведь у него почти получилось. И сейчас он может сделать меня магом, осталось всего чуть-чуть — и мы сможем вместе жить на правом берегу, как в старые добрые времена. Нам мешает только та принцесса, которая родилась калекой. Если она вернётся, отцу опять придётся ее лечить, а ее собирались вернуть. Приехал тот дикарь из Релии, а выдать за него замуж некого — Ее Высочество Наирин уже была помолвлена с Горманом.

Что-то в его рассказе не складывалось. Да, допустим, задурить голову поехавшему крышей парню, рассказав о неземной родительской любви и мешающей оной принцессе, которую нужно срочно убрать, и тогда все будут счастливы, проще простого. Но зачем на самом деле Оффалу убирать меня? Помешать браку с Ранджитом? Зачем?

Ричард полез во внутренний карман пиджака. Дверь угрожающе скрипнула, будто бдивший за ней Бродерик готовился рвануть, спасать меня от нападения. Но маньяк всего лишь вытащил сложенный лист бумаги. Развернул и положил на стол между нами.

— Думаю, вам будет интересно. Нашёл в бумагах отца. Вредная привычка — не сжигать важные письма, — криво усмехнулся он.

— Вас что, не обыскивали? — удивилась я. В моем представлении если не до исподнего раздеть, то уж посторонние предметы отнять у него были обязаны первым делом.

— Это письмо я попросил капитана найти в моей квартире специально к вашему приходу. Для посторонних в нем ничего интересного, зато тем, кто в курсе вашего секрета, прочитать его будет весьма любопытно.