Антимаг

С таким взглядом идут убивать, а не спасать.

Стриж знал излюбленную террористами тактику «двойного удара»: первый взрыв служит приманкой, а второй, более мощный, бьёт уже по съехавшимся к месту трагедии спасателям и зевакам.

Водитель вылез из машины, но направился не к раненым и не к медикам, а развернулся, явно намереваясь уйти.

— Эй ты! — по-русски окликнул его Лёха.

Незнакомец обернулся и рванул пистолет из-под рубашки. На такой дистанции Стрижу даже не пришлось целиться — он лишь чуть шевельнул рукой и террориста перечеркнуло короткой очередью.

Убедившись, что правки не требуется, Лёха подбежал к машине, перешагнул через труп и откинул выцветший синий тент, которым был укрыт груз.

— Да ядрёна ж мать… — выругался Стриж, глядя на простенький мобильник, присобаченный к связке разномастных пластиковых бочек и канистр.

Не нужно быть экспертом, чтобы понять — бомба. И будет невероятной удачей, если по этому номеру мог позвонить только покойный водитель.

На удачу Стриж никогда не полагался.

«Дублёру» террориста потребуется совсем немного времени, чтобы понять, что напарник погиб и сделать звонок. Но вполне достаточно, чтобы Лёха успел укрыться за тушей броневика.

Стриж посмотрел на улицу, заваленную ранеными и убитыми, на толпу гражданских, на медиков, на своих друзей… И запрыгнул в кабину грузовика.

Чёрт с ними, инструкциями. Пришло время выполнять долг. Может, кто-то и считает, что лучше побыть пять минут трусом, чем вечность — трупом, но не старший лейтенант Алексей Стрижов.

Лёха повернул ключ, торчащий в замке зажигания. Рядом с рынком гнилым зубом торчал остов отеля, построенного лет десять назад и сожжённого при последнем перевороте. Туда Стриж и направил грузовик — к провалу подземной парковки. Даже если железобетон не заглушит сигнал мобильника — взрывную волну и осколки удержит точно.

Он почти успел: телефон в кузове предательски запиликал, когда Лёха уже выпрыгивал из кабины.

Взрыв убил Стрижа мгновенно.

Не было ни света в конце тоннеля, ни забвения. Лёху словно швырнуло в прорубь и неумолимо затягивало под лёд. В угасающем сознании билась пугающая мысль, что это совсем не похоже на рай.

Потом пришла боль и мыслей не осталось. В глаза ударил холодный слепящий свет, а из груди вырвался крик. Тело выгибало в агонии, сознание вспыхивало и вновь угасало, оставляя в памяти неясные образы. Пол из грубо отесанного камня. Люди. Не медики. Говорят что-то, но слов не понять. Крики боли. Десятки голосов, сливающихся в бредовую симфонию.

Темнота.

Лёха не представлял сколько валялся в бреду, время от времени приходя в себя. В голове была какая-то каша, перед глазами плыло, ощущения сплетались в бредовый ком. Запахи дерьма, блевотины, голоса людей, конское ржание, подкатывающая к горлу тошнота, круги перед глазами и ускользающее сознание — вот и всё, что составляло теперь жизнь Лёхи.

Когда голова наконец прояснилась, Стриж просто наслаждался, как может только человек, у которого впервые за долгое время ничего не болело. Шум дождя, барабанящего по дощатым стенам, убаюкивал, даря измученному разуму покой. Не мешала даже вонь нечистот — близкая, словно где-то рядом стоял деревенский сортир.