Волков смотрел на него несколько секунд, а потом очень тихо произнес:
— Лялька пропала.
— Что, прости? — не смог сразу переключиться Роман.
— Она трубку не брала, — произнес Волков, не взглянув на подошедшую к ним Машу, — и дома ее не оказалось. Зато там было вот это.
Волков достал из кармана смятый тетрадный лист и протянул Роману.
«Димка, прости. Но так будет лучше. Он меня любит и не ранит своими гранями. Мы совпадаем».
Роман перечитал записку несколько раз и напряженно произнес:
— Чушь какая-то.
Маша забрала записку и пробежала глазами написанное. Она выглядела взволнованной и сосредоточенной.
— Это из какого-то фильма? — наконец спросила она. — Про грани? Просто фраза странная.
Волков несколько секунд смотрел на Машу, а потом медленно произнес:
— Она спрашивала на днях, как люди могут жить друг с другом, если они все — многогранники и ранят друг друга гранями.
Волков перевел взгляд на Романа, и Роман вспомнил:
— А меня она спрашивала, что такое любовь. Говорила, что кто-то сказал ей, что это два одиночества на пути в вечность. Я еще ответил ей тогда, что это чушь.
— Кто ей об этом сказал? — спросила Маша, глядя поочередно на них обоих.
Волков скинул кеды не расшнуровывая и прошел на кухню.
— Какой-то упырь из Сети. Попить можно? — обратился он к Роману, указав на воду, которую Роман достал из холодильника после прихода Маши.
— Да, конечно, — откликнулся Роман и, чтобы не было так мучительно неловко, забрав у Маши записку, сделал вид, что перечитывает ее.
Волков выпил залпом половину бутылки и повернулся к Роману, несколько секунд на него смотрел, потом перевел взгляд на Машу. Роман даже представить не мог, что творится сейчас у Волкова в душе. Если бы можно было все переиграть, в эту самую минуту Роман знал правильный ответ: он ни за что не открыл бы дверь Маше.
— Ты в полицию сообщал? — негромко спросил Роман.