Магниты

— А я хочу сейчас, — разрыдалась Лялька. — Мне плевать на давление. И на все плевать.

Она понимала, что рыдает не из-за кофе, а потому что Ромка так и не позвонил. И не написал. А еще ей страшно заходить в соцсети, а Ромке плевать, судя по тому, что он ни слова не сказал об этом придурке с телефоном.

— Слушай, мы в выходные приедем к вам на барбекю, и я даю слово, что угощу тебя кофе. С собой привезу контра­бандой.

— Холодный и гадкий? Чтобы я его точно не пила? — всхлипнула Лялька.

— Я планировал в термокружке, но твой вариант круче, — с воодушевлением произнес Ромка, и она невольно улыбнулась.

— Спасибо. Тебе пора, да?

— Ну так. Нам там пиццу заказали.

— О, тогда тебе лучше поторопиться, потому что, если мой брат окажется рядом с пиццей раньше тебя, ты останешься голодным.

— Да, Волков и пицца — это любовь. Почти такая же, как Волков и лазанья.

Лялька рассмеялась. Стало почти хорошо.

И Тамара Михайловна вдруг перестала быть такой пугающей. К тому же Андрея ведь наверняка допросили, и, если бы она была его сообщницей, ее бы тоже забрали в тюрьму, как и его.

Возвращение домой Димки и Сергея Лялька пропустила. Она сидела на кровати по-турецки, прикрыв глаза, и слушала музыку в наушниках, когда в комнате зажегся свет. Приоткрыв один глаз, Лялька посмотрела в сторону двери и невольно присвистнула. Вернее, попыталась. Потому что свистеть не умела.

— Ты решил превратиться в оружие массового поражения? — спросила она у прислонившегося к косяку брата.

Димка вопросительно приподнял брови.

— Костюм. Рубашка. Небось, еще и галстук был?

Димка не улыбнулся на шутку, вошел в комнату и серьезно произнес:

— Был. До второй пары.

— А потом упокоился в мусорке?

— В рюкзаке.