Яна из параллельной вселенной так бы и сделала. Настоящая Яна спросила, понравилось ли ему на заводе.
Вопрос был совершенно нелепым.
— Масштабно… — так же нелепо и неуместно ответил Роман, и было видно, что мыслями он далек от производственных вопросов.
Как и от Яны. Может быть, у него тоже есть параллельная вселенная, в которую он иногда прячется? От этого глупого предположения стало чуть легче.
Ей очень захотелось, чтобы Роман что-то сказал, как-то отвлек ее, успокоил. Да, он не его отец, но сегодня Яне показалось, что он тоже может быть настоящим. Роман будто это почувствовал, повернулся к ней и окинул ее взглядом с ног до головы.
— Мы вас ждем, — произнес он наконец. — Я постараюсь ехать аккуратнее.
В его тоне не было ничего, кроме убийственной вежливости. Ни капли сочувствия или участия.
Яна представила, что будет стоять тут одна на обочине, глядя на проносящиеся мимо машины, и ей стало жалко себя до слез. Поэтому она пошла за Крестовским, цепляясь взглядом за его прямую спину и гася в себе нелепое желание оправдаться, понравиться, чтобы услышать доброе слово. Яне в эту минуту очень хотелось быть нужной хоть кому-то, кроме мамы. О маме сейчас думать она не могла. Вот только, кажется, купить можно было не всё и не всех. Во всяком случае, конкретно Роману Крестовскому ей совсем нечего предложить. Ему было плевать на ее красоту, на умственные способности и попытки быть милой. Единственное, что удалось ей получить за весь сегодняшний день, — это мимолетная жалость. Наверное, кроме жалости, к ней вообще ничего невозможно было испытывать. А ведь ей хотелось, чтобы Роман хоть на минутку отнесся к ней так, как относился к Диме.
Роман по пути с кем-то разговаривал. Яна невидящим взглядом смотрела в окно, слушала его негромкий голос и думала, что все-таки была права. Дима и Лена настоящие, а она… не игрушечная… конечно, нет. Но все-таки ненастоящая. Потому что у нее, по сути дела, ничего в жизни нет, только работа. Вон заурядная во всех отношениях Маша Рябинина живет гораздо интереснее Яны. Во всяком случае, у той есть друзья, о которых она заботится. Вообще вдруг оказалось, что смотреть на Диму, Романа и Машу неприятно, потому что Яна начинала чувствовать зависть. Мерзкую, разъедающую. Но завидовать было легче, чем думать о том, что она невольно сделала с собственным братом.
Когда Роман наконец высадил ее у метро, Яна минут десять простояла на холодном ветру, втягивая голову в плечи и отчаянно пытаясь придумать, куда бы поехать. При мысли о возвращении домой желудок скручивало узлом. Мама будет спрашивать, как все прошло. Мама захочет узнать подробности. Ей придется все рассказать. Яна вдруг почувствовала, что ее колотит — не то от холода, не то от нервов. Сунув руку в карман, она вытащила мобильный, открыла список последних набранных, несколько секунд держала палец над номером бывшей одногруппницы, которую позавчера поздравляла с днем рождения, а потом нажала на номер Льва Крестовского.
В конце концов, должна же она доложить о ЧП на производстве? Волков — его крестник. И для босса это явно не было пустым звуком. Яна сто раз слышала, как, выходя с работы, он первым делом звонил не сыну, а Диме. У нее был миллион поводов, на самом деле. Вот только правда заключалась в том, что Яна чувствовала себя до того отвратительно, что ей было просто необходимо услышать хоть пару слов в поддержку.
Когда босс ответил, Яна затараторила:
— Извините, что в нерабочее время. Я просто хотела предупредить, что…
— Ты там ревешь, что ли? — перебил ее на полуслове Лев Константинович.
Нет, она не ревела, конечно же. Кажется.
— Нет… Немного, — пробормотала Яна и под прессом красноречивого молчания босса добавила: — У нас там ЧП произошло, — а потом, все так же угнетаемая молчанием, выпалила: — Можно я к вам приеду?
— Приезжай, — без лишних вопросов разрешил босс. — Я буду дома минут через сорок.
За то время, пока Яна добиралась до центра на метро, она успела успокоиться и привести себя в порядок. Сейчас уже мысль напроситься ко Льву Константиновичу не выглядела такой уж хорошей, но отступать было некуда.
У дома Крестовского Яна зашла в супермаркет и купила его любимое овсяное печенье. Ее неизменно забавляло то, что человек с таким достатком любил самое обычное дешевое овсяное печенье.
Лев Константинович открыл дверь и кивком пригласил ее войти. Не прерывая телефонного разговора, он знаками указал ей на вешалку и в ту часть квартиры, где находилась кухня.