Аферист

Судя по воцарившейся тишине вслед за хлопком двери, надо мной остался один сторож. И это мой шанс на спасение. Я снова рискнул открыть глаза и оглядеться, где вообще нахожусь, и что можно предпринять в моём положении. Действовать придётся быстро. Мне бы хоть что-нибудь в руку.

Тянуло холодом и сыростью. Перед глазами был дощатый облупленный местами пол, массивная круглая столешница, накрытая клеёнчатой скатертью, покосившийся стул на разъезжающихся ножках. На окнах задёрнутые занавески. Не похоже это на деревенский дом, скорее на дачный домик. На стуле, стараясь не смотреть в мою сторону, сидел мужик в плаще и резиновых сапогах. Что, выгляжу не очень? Неэстетичное зрелище, согласен. Но изнутри оно мне тоже не очень, поверь. А просто вырубиться не вариант.

Наконец я заметил в углу жестяную банку из-под компота с гвоздями разного калибра и молоток. Тут же лежал один из перевёрнутых стульев. Кто-то хотел сделать доброе дело — починить мебель. А вместо этого оставил мне отличное оружие. Мне бы только дотянуться до него, пока не вернулся лекарь с аптечкой. Нет, я вовсе не против, чтобы меня перевязали, но с двоими я точно не справлюсь в таком состоянии. Третий, надеюсь, свалит сам. Вот одного при помощи молотка, пожалуй, одолею. А если ствол всё ещё при нём, то и со вторым без проблем разберусь.

Глава 24

Пока я тянулся в угол, нервный Петя резко встал со скрипнувшего стула, опасливо покосился в мою сторону, но так и не повернувшись толком, ушёл к плитке, щёлкнул переключателем конфорки, налил воду, водрузил чайник. Страшно хочется пить. Пока он сосредоточился на чайнике, я вытянул здоровую руку и почти дотянулся до молотка. Почти, но не совсем. Незаметно зажать в ладони удалось лишь одинокий гвоздь, что валялся рядом с банкой на полу. Чёрт! Мужик принялся мерить шагами комнату, изредка бросая взгляды в мою сторону. Пришлось смирно лежать, изображая умирающего. Ну выйди из комнаты хоть на минутку. Но нет, этот говнюк трусливо приблизился и подёргал меня за руку:

— Эй, Волох, ты живой?

Мычал я на этот раз вполне себе искренне, хотя орать хотелось в голос. Сука, ты себе прострели чего-нибудь и двигай раненой конечностью поактивнее!

Петру, однако, оказалось достаточно и того, что я открыл глаза. Он уселся на стул, вызвав ещё один протяжный скрип раздолбанной мебели, и наклонился ко мне ближе:

— Слушай, ты бы сказал, где этот перстень, а? Пообещаешь, что в милицию не пойдёшь, мы бы тебя перевязали и отпустили. Не звери всё же.

— Пить, — попросил я пересохшим горлом.

— А? Да, конечно, — отвернулся он к ковшу, к которому потянулся не вставая.

Да что ж ты ленивый такой, зад оторвать лишний раз от сиденья не можешь! Стул снова угрожающе заскрипел под весом человека, а я в один миг изменил свой план, подтянул ноги и от души саданул по кривой ножке стула, окончательно доламывая её. Колченогий стул немедленно опрокинулся вместе с мужиком, а я воспользовался тем, что было в руке и с размаху чиркнул по его лицу, метя попасть в глаз. Силы свои я конечно переоценил, поэтому выпад получился так себе, едва оцарапал кожу на щеке и виске. Но Пете и этого хватило. Взвизгнув по-бабьи, он отшатнулся и схватился за царапину, а я поспешил развить успех, нависнув над ним и наставив гвоздь на его глазницу.

— Дёрнешься — останешься без глаза, — прохрипел я.

Петя мелко судорожно закивал, что, пожалуй, должно было означать, что он меня понял. Капля крови, которая шлёпнулась аккурат посередь его лба с моего плеча, доконала оппонента.

— Я не хотел, — плачущим голосом пожаловался он мне. — Меня заставили.

— Заткнись и медленно поднимайся, — приказал я.

— Хорошо, я встану, только ты убери эту штуку немного подальше, а то вдруг случайно ткнёшь.

— Размечтался, — ещё ближе, к самому его зрачку поднёс я гвоздь. — Встаём медленно и нежно. Только учти, у меня от потери крови рука трясётся, одно неосторожное движение — и тебе пропишут инвалидность по зрению.

Пока мы поднимались по стеночке, я раздумывал, что дальше.

— Ствол где? — поинтересовался на всякий случай.