Пятиозерье

Это пришло резко и неожиданно. Не было — и появилось.

Всё вокруг стало чужим. Люди. Предметы. Комната. Света сидела и не понимала: где я? что я здесь делаю? кто эти люди?

Разговоры превратились в бессмысленный набор звуков — она не понимала ни слова. Незнакомые люди сидели в незнакомом месте, ели, пили — она зачем-то находилась среди них. Света сжалась на стуле, не понимая: что надо сделать… Хотелось закричать.

Всё закончилось столь же быстро и неожиданно, как и началось. Она облегчённо вздохнула, что-то ответила Наталье Макаровне, старой маминой подруге, тревожно вглядывающейся в Светино лицо, и секунду назад казавшейся совершенно неизвестной, чужой женщиной… Примерещится же такое. Всё закончилось.

Но спустя недолгое время пришло снова…

А потом приходило всё чаще и чаще.

Правда, днём и наяву провалов больше не случалось, — надо думать, потрясение, вызванное смертью матери, постепенно сглаживалось.

Провалы появлялись по утрам. Именно по утрам — ни разу, проснувшись от чего-либо среди ночи, Света не испытала ничего похожего…

Она могла — поначалу — проснуться в абсолютно незнакомом месте — и несколько минут мучительно приходить к выводу, что это её кровать. Её комната. Её квартира. Логика подсказывала, что она дома — но память упрямо вопила: чужое! чужое!! всё вокруг чужое!!!

Через несколько минут в мозгу словно бы щёлкал выключатель, и всё становилось знакомым. Узнаваемым. Беда небольшая — но срок узнавания медленно, но постоянно рос. Когда он перевалил за полчаса, она начала заниматься аутотренингом. Смотрела на окружавшие чужие предметы итвердила: это всё моё, моё, моё…

Вроде помогало.

Умом Света понимала — всё так и есть, всё тут её, родное, знакомое — но какая-то часть сознания продолжала бить в набат: чужое!!!

Естественно, в подобных обстоятельствах пришлось забыть о ночёвках вне дома — иначе появлялся более чем реальный шанс окончательно свихнуться.

…А потом пришло очередное утро, и очередное — уже привычное — непонятно где пробуждение, и в середине привычной попытки убедить себя, что она дома, и всё вокруг родное и знакомое, ехидный внутренний голос спросил: «Твоё — это чьё?» Две последовавших минуты Света не могла вспомнить, кто она такая — и это оказались отнюдь не лучшие минуты в её жизни…

Логичнее всего было обратиться к врачу. К профессионалу-мозговеду. Но…

Но она не обратилась. Отчасти сработал стереотип — психиатры здоровых не лечат, психиатры лечат психов… Стоит один раз попасть на учёт в психдиспансер — и в дальнейшем возможны всякие сложности. Неважно, захочешь ли ты получить автомобильные права, или лицензию на оружие, или устроиться в фирму, придирчиво отбирающую сотрудников.

С другой стороны, днём, вечером, ночью ни малейших проявлений недуга не наблюдалось. Только утром.

Света применила военную хитрость — против себя самой. Попробовала сменить режим — ложиться как можно раньше, с тем, чтобы вставать ночью, задолго до рассвета. Организм бурно воспротивился хитроумному плану. Вечером уснуть никак не удавалось, а после двух ночных подъёмов Света на третий раз проспала, не услышала звон будильника, и снова проснулась утром, непонятно где… И — непонятно кем.

Она продолжила свою одинокую войну, настойчиво пробуя разные способы. Выезд на лето в Пятиозерье стал одним из них — неудавшимся.

Смена обстановки не помогла ничему. Записка, адресованная в утро, помогала больше, но по вечерам, когда Света укладывалась, она не раз думала, что листок, белеющий всумраке на её столе, очень напоминает флаг капитуляции.