Пятиозерье

Они с Горловым медленно шли по лесной дороге, за воротами лагеря. Машина предпринимателя (серебристый «сааб») стояла рядом. Предшествующие сорок минут занял осмотр лагеря — гидом Булату Темирхановичу служил сам начальник, снисходивший до такого в редких случаях, для особо важных гостей…

— Понимаете, меня это тревожит, хотя врачи и говорят, что со здоровьем у мальчика всё сейчас абсолютно в порядке, но мне почему-то кажется, что они… — Хайдаров на секунду замялся, пытаясь подобрать наиболее точное выражение. — …Не совсем понимают, с чем столкнулись в данном случае. Я и сам за последние месяцы стал крупным специалистом по поражениям электричеством — прочитал всё, что можно достать на трёх языках по этому вопросу. И если подобные физические изменения описаны во многих известных случаях: внезапно побелевшие волосы, шрам (или ожог) на груди странной формы… — то некоторые вещи для меня необъяснимы. Например, два месяца назад я совершенно случайно обнаружил, что Тамерлан заговорил по-азербайджански!

— В самом деле? — вяло поинтересовался Горловой. Медицинские аспекты его не интересовали, пусть ими занимается Нина Викторовна. Начальнику не терпелось перейти к вопросам финансовым.

— Да! — Булат Темирханович, наоборот, был рад поговорить о наболевшем. — Представляете, два месяца назад застал его беседующим с приехавшими из Баку родственниками… По-азербайджански! — И, отвечая на непонимающий взгляд Горлового, пояснил: — Дело в том, что моя жена — русская, в доме по-азербайджански не говорили давно, с тех пор, как умерла моя мать… А Тамерлану тогда было полтора года.

Рассеянно слушавший Горловой напряжённо пытался определить сумму, — и боялся продешевить. Он чувствовал, что торга не будет. Или ему заплатят сразу, или этот высокий статный мужчина с седеющими висками (язык не поворачивался назвать его айзером, даже в мыслях) развернётся и уедет.

— Психотерапевты объясняли мне, что от сильного шока могут вспомниться вещи, слышанные чуть ли не внутриутробно… Не знаю, не знаю…

— Почему вы выбрали именно наш лагерь? В середине сезона, когда все путёвки давно распределены, несколько затруднительно… Вы понимаете… — Горловой, как опытный лоцман, повёл разговор к интересующей его теме.

— Мы вообще-то… ехали к друзьям под Приозёрск… У них там охотничий домик… — Хайдаров говорил с лёгким недоумением, словно сам удивляясь, как он очутился здесь, неподалёку от ворот «Варяга». — Но… сыну место почему-то понравилось… сказал, что был бы рад…

Речь Булата Темирхановича потеряла недавнюю стройность и чёткость. Горловой слегка удивился несуразности его рассказа. Чтобы добраться от Приозёрского шоссе до лагеря, приходилось долго плутать отнюдь не живописными просёлками, мимо торфоразработок. Достойные кисти художника пейзажи Пятиозерья открывалась как раз с шоссе Выборгского…

Предприниматель провёл ладонью по лбу, будто стирая что-то невидимое и липкое. Спросил в другой манере, конкретно и жёстко:

— Полторы тысячи долларов вас устроят?

Сумма оказалась большая, даже чересчур, но Горловой был почему-то уверен, что с нежданного гостя можно запросить дороже. И начальник пустился в объяснения, какие затраты несёт он лично, стараясь обеспечить всем необходимым подрастающее поколение…

— Две тысячи. — Собеседник уже не спрашивал Горлового, просто ставил перед фактом.

Это превышало все мыслимые пределы — на порядок. И Горловой отмёл странности и несуразности в рассказе Хайдарова. Предпочёл не заметить. Не обратить внимания.

Хотя только что бес подозрительности вопил в его душе во весь голос: «Да как же так?! Да где такое видано?! Случайно ехали мимо, мальчику понравился ландшафт, — и нате вам, любящий отец тут же пристраивает чадо отдыхать в это самое приглянувшееся место?! Сразу, с лёту, ничего не разузнав толком?!»

Но сейчас бес подозрительности умолк — очевидно, занятый пересчётом долларов в рубли по курсу.

— Устроят, — сказал Горловой, уверенный, что при любом раскладе хорошо наживётся.

Начальник ДОЛ «Варяг» сильно ошибся. И — продешевил.

05 августа, 09:23, ДОЛ «Варяг», столярка

— Доброе утро, Николай Степанович!