Богомол

— Эй, мудила! — Закричал Грожин. — Давай вали обратно!

Пинчук издал торжествующий вопль; кажется он бил себя кулаками в грудь.

Над ним, на краю обрыва показался Лепетнев.

Анжела Маверик шагнула вперед, сложив ладони лодочкой.

— Шура, идите сюда! Мы уже уходим!

Лепетнев вскинул руки вверх, давая понять, что понял, и сразу двинулся по краю обрыва. Пинчук еще какое-то время кривлялся, прежде чем пошел за Лепетневым.

— Ну, пухлый и разыгрался, — протянул Ерашко.

Маверик и Донской рассмеялись, Грожин шумно сплюнул, как бы говоря, что Пинчук его утомил.

Те, кто стоял, кроме Анина, уселись на землю — пока Пинчук и Лепетнев придут сюда, пройдет не меньше пятнадцати минут. Донской растянулся на траве во весь рост.

Анин вышагивал туда-сюда, поглядывая на противоположную сторону Котлована. Двое одногруппников исчезли из вида. Для удобства им пришлось удалиться от края обрыва и, конечно, их скрывали деревья и кустарник. Время от времени Анин напрягал слух, убеждаясь, что никакого гула нет.

Прошло минут десять.

Донской принял сидячее положение.

— Сейчас самое пекло, — сказал он и глянул на Анина. — Пойдемте уже, они нас догонят. В лесу тень побольше.

Анин покачал головой.

— Ну подождите немного. Уйдем все вместе.

Грожин недовольно произнес:

— Да они еле переставляют свои ходули.

— Они уже недалеко, — сказала Надя Глусская. — Я только что видела, как мелькнула белая майка…

Девушка запнулась. Все головы повернулись в одну сторону как по команде.

Тишину, одеялом укутавшую чашу Котлована, разорвал крик. На этот раз в нем не было деланного торжества или кривляния — это был вопль, переполненный физической болью.