– Говорили. Например, его высочество только что, – в тон привиденистому язве ответила я. – А вот что это за интересная монета – так никто и не просветил.
– Думаю, что удовлетворю твое любопытство, – усмехнулся Хантер, к которому и был, собственно, адресован мой вопрос. – Ты правильно догадалась. Это пластина-отсекатель (или септум), что используют при изготовлении бомб. Всего в сгоревшей квартире таких нашли четыре. Я решил прихватить с собой одну. По словам эксперта, эта пластина служит перегородкой между концентрированной азотной кислотой и бертолетовой солью. При ударе она смещается, вещества смешиваются, и происходит взрыв. У бомб, изготовленных в империи, емкостей с такими перегородками не более трех, и при ударе мы имеем цепную реакцию. Заклинание, что привязано к такой серии взрывов, получает моментально дополнительную энергию и многократно усиливается. В результате мы имеем не обычный, а гигантский фаербол, который без таких ухищрений создать под силу разве что архимагу.
Я поежилась, представив, что ощутила домоправительница, когда в окно прилетел вот такой вот подарочек, развернувший огненные лепестки. У меня невольно вырвалось:
– Как там миссис Ханна после всего этого?
– Жить будет, хотя полное восстановление займет не один месяц. У нее сильно пострадала спина, зато лицо осталось целым, – нахмурился блондин, а после этих слов и вовсе замолчал.
Мы ехали долго. Я уже сбилась, считая повороты. Вот когти ящеров процокали по булыжной мостовой. Потом звук стал другим, словно камень сменили плашки. Запах свежей сдобы с улицы раздразнил аппетит. Затем послышались удары молота о наковальню. Не иначе, мы покинули престижный район Альбиона и спустились в рабочие кварталы? А когда под колесами зачавкала грязь, а в воздухе, словно сотканном из клубов тумана, засквозил рыбий душок с примесью непередаваемого аромата гниющих водорослей, я поняла, что мы приближаемся к порту.
– Может, подождешь в карете? – решил уточнить сиятельный.
Не поняв причины такого вопроса, я на всякий случай заверила:
– Обещаю вести себя тихо, – и спрыгнула с подножки кареты.
В следующий миг я возрадовалась, что на мне мои любимые сапоги, а не какие-нибудь атласные туфельки. Чавкнувшая под подошвами грязь воплощала в себе представления о земном рае для годовалого борова.
Забрав у меня пластину, Хантер уверенно направился к двери, над которой красовалась затейливая надпись «Веселый приют». Но вот странность: из задорного я пока отметила разве что розовые завитушки. Само помещение оказалось сумрачным и весьма зловонным, пропитанным запахом перебродившей браги и дешевой махорки. В последнем я начала разбираться благодаря привычке Хантера, уважавшего отчего-то только благородные сорта табака.
Несмотря на утренний час, в зале оказалось не то чтобы совсем пусто: пара столов все же занимали матросня и рабочие с верфи.
За стойкой грузный здоровяк елозил засаленной тряпкой в сполоснутой в бадейке кружке.
– Мне нужно увидеть Мардж. – Хантер, обратившись к кабачнику, отпустил приветствие, заменив его золотой монетой.
– Мардж чуток занята, – ловко сграбастав монету, ответил здоровяк, – она это, того… рожает.
В доказательство его слов во второго этажа донесся душераздирающий вопль.
– И давно? – как о чем-то несущественном, типа дождичка накануне, осведомился сиятельный.
Монеты за вопросом не последовало, и кабачник, печально вздохнув, после небольшой паузы ответил:
– Да вот-вот разродиться должна, уже два часа голосит. Это ж у нее четвертый…
– Тогда я подожду. Дай знать, когда она закончит, – и Хантер, играя, провокационно перекатил через согнутые фаланги пальцев еще одну монету, правда, серебряную.