– Знаешь, меня называли бесчувственной сволочью, зверем, одна кхм… – он отчего-то словно поперхнулся, но закончил мысль: – Даже милым… Но ушастым боевым ежом…
– Все случается когда-то в первый раз, – я пожала плечами. Но вот это его «одна» царапнуло слух.
– Значит, буду ежом, я тоже перец люблю, – неожиданно смирился со сравнением сиятельный.
«Перченый еж, а что, звучит», – подумала я и наклонила голову, пряча улыбку. Взгляд поневоле остановился на кружке. На дне плескалось уже совсем немного жидкости, отчего стала видна корявая полуграмотная надпись: «Пэй исчо!» Зато изображение поднятого вверх большого пальца вышло у гончара на диво реалистичным.
Я лишь усмехнулась ушлости хозяина, который любым способом пытался напомнить клиенту, что останавливаться на одной кружке – плохая примета.
Хантер, как раз опорожнивший свою посудину, поставил ее на стол. Я тут же цапнула оную за ручку и уставилась на донце не хуже гадалки, что ревизирует кофейную гущу. Надпись, шедшая по кругу, тут была другой: «Нраво? Добро. Закажь новъ!» Что осталось прежним – большой палец посредине.
– Пойдем уже, любопытная, – он забрал у меня кружку и сам поднялся, подавая пример.
Не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
Когда мы вышли на улицу, на черном бархате небесного купола младшая из лун сдавала пост средней. Желтый, как ядреная головка сыра, малый диск висел совсем низко, зато второй, окрашенный багрянцем, – красовался в зените.
Туман, сырость и холод мигом выветрили из моей головы остатки хмеля. Но пиджак Хантера согревал. Так мы и шли. Молча. Но отчего-то тишина не давила, а наоборот – объединяла. Словно мы заговорщики и у нас одна тайна на двоих. Да в принципе так и было. Маленькая такая тайна по имени Микаэль.
До родового гнезда Элмеров оставалось всего пара кварталов, которые мы решили пройти пешком.
Сначала была набережная с фонарями-мандаринами. С нее мы свернули на ослепительный проспект, разгоняющий мглу ночи рекламой, как проповедник – молитвой стаю голодных упырей. А за ним показалась парковая аллея. В ней влюбленно шептались клены и переругивались о своем вездесущие галки.
Я шла, думая о своем, о девичьем: о карбюраторной коробке, что так и осталась недособранной в сарае, что за приютом, о том, как круто поменялась моя жизнь, о том, что меня ждет… и еще чуть-чуть, самую малость, об одном наглом сиятельном, что шел рядом.
Резкий рывок в сторону заставил меня вынырнуть из мыслей. Я оказалась задвинута за широкую спину Хантера.
– Я постараюсь их отвлечь, а когда скажу бежать – беги, как ты это умеешь. Не оглядываясь, – прозвучал тихий приказ, и с моих плеч сняли пиджак.
Не успела подумать, что за…, как послышалось каркающее:
– Какие голубочки к нам пожаловали…
– Ты смотри-ка, девок не нашел, так и парнишка для него сгодился, – вторил ему другой, гнусавый голос.
Нас медленно и верно окружали. Это были не пацаны из подворотни и не налетчики дикого юга. Профессиональные душегубы, которых днем не отличишь от простых горожан, а оттого еще более опасные.
– Польщен вниманием наемников, – светский тон Хантера сейчас был столь же уместен, как резиновые калоши в пустыне.