Проклятие замка Комрек

22
18
20
22
24
26
28
30

Бэббидж осмотрелся, поднял взгляд к высоким окнам фойе, потом опустил его к полуоткрытой дубовой входной двери. У света, проходящего через них, забавный оттенок, подумал он, но какое, черт возьми, это имеет значение?

– В этом нет ничего неестественного, тем более ближе к вечеру, – раздраженно сказал он.

– Но не в октябре, сэр. Я выходил наружу, смотрел на небо. С моря словно бы наползает дымка.

– Значит, так и есть. Дымка с моря.

– Но ведь ветра нет. Ни малейшего дуновения, понимаете? Из-за этого у меня сегодня мурашки по коже бегают.

Бэббидж усмехнулся.

– Размечтался, приятель. Поднимаешь шум из ничего.

Пэт покорно вздохнул.

– Все же какая-то странная здесь атмосфера.

– Черт возьми, Пэт. У меня и так дел хватает. Так что просто выполняй свои обязанности и постарайся, чтобы я снова не застал тебя спящим.

Патрик готов был сказать Бэббиджу, что он не спал перед этим, а думал. Думал о многих странных вещах. Но все равно было слишком поздно: начальник службы безопасности уже уходил прочь.

* * *

Последние посетители Комрека были встречены сэром Виктором и мистером Дерриманом и препровождены в свои апартаменты. Пэт гадал, сколько еще должно прибыть. Четверо прилетели на вертолете ранее днем, затем еще троих привезли из аэропорта Прествика, еще один, не будучи в состоянии лететь частным самолетом, добирался сам. Ожидали еще четверых, которые должны были прилететь в большем и более роскошном вертолете с Оружейной ярмарки в Лондоне непосредственно в замок Комрек ранним вечером. Видимо, всех четверых задерживали индивидуальные деловые обязательства, иначе все участники конференции уже были бы на месте.

Вместе с лордом Эдгаром Шоукрофт-Дракером и сэром Виктором Хельстремом они соберутся на важное совещание, на котором, возможно, будет присутствовать и Эндрю Дерриман, но лишь затем, чтобы отвечать на любые вопросы, относящиеся к его компетенции. Пэт по опыту знал, что никакого протокола заседания не будет, что все сказанное, намеченное и согласованное останется в полной тайне, ничего не попадет ни в архив, ни на пленку. Считаться будет только мажоритарный консенсус.

Пэт знал об этом, потому что за его спокойными манерами скрывался живой и пытливый ум. Как отец О’Коннор, он был строгим, но добрым священником, простым с теми, кто исповедовался в тяжких грехах, но суровым в соблюдении законов Церкви. Возможно, некоторые считали его слишком непогрешимым в служении Богу, но в те времена местные священники руководили своими приходами, и в целом их влияние было сильнее правления закона. Отец О’Коннор был красивым молодым человеком, и это, при его любезных, но авторитарных манерах, привлекало многих молодых девушек и даже жен некоторых прихожан. Многие разделили бы с ним ложе, чтобы потом умолять Бога о прощении. Он слишком хорошо осознавал свою привлекательность и понимал их искушение. Огромным было и его собственное искушение, ибо несколько девушек обладали темными волосами, высокими скулами, зелеными миндалевидными глазами и твердыми челюстями – этой особой ирландской красотой, столь радующей глаз.

Но отец Пэт также веровал в Бога своего, и чудо веры пронизывало его насквозь, несмотря на его огорчения.

Его также уважали мужчины, знавшие его по-настоящему, потому что он тоже мог быть жестким мужчиной. Потому что у него была еще одна прочная вера – в воссоединение Ирландии. Жить в республике было недостаточно, больше всего на свете он желал, чтобы его страна была целой, без разделения между Севером и Югом. Среди других ценностей эта была самой важной, преподанной ему его отцом. Отцом, который умер от штыка британского солдата, вонзившегося ему в спину.

Хотя он не испытывал ненависти ни к британцам, ни к протестантам на севере, совесть у него о них не говорила, так что, следовательно, он не испытывал жалости, когда стрелял в них или участвовал в их подрывах. Несмотря на то что беспорядки превозносили как религиозный конфликт, в глубине души он знал, что религия играет здесь лишь малую роль: все дело было в том, чтобы территория находилась под одной нацией, а это могло произойти лишь при избавлении земли от протестантов Ольстера.

Те, кто боролся вместе с ним, знали, каким он был бесстрашным и жестоким. До тех пор, пока не пострадали дети. Летом 1979 года лорд Луи Маунтбеттен приехал в свой дом для отдыха в Муллагморе, маленькую приморскую деревню между Бундораном в графстве Донегал и Слиго. Многие люди ИРА жили в Слиго или приезжали туда на время отпуска, и ирландская полиция предупредила Маунтбеттена, что он рискует жизнью, если продолжит проводить там время.

Маунтбеттен когда-то занимал высокий пост в британской армии и был наставником молодого принца Чарльза, который почитал своего храброго двоюродного деда. Маунтбеттен проигнорировал предостережения. А утром того рокового лета он решил повести свою тридцатифутовую деревянную яхту в залив для ловли омаров и тунца, не ведая о том, что накануне ночью Томас Макмагон из ИРА проскользнул на неохраняемую яхту и прикрепил к ней пятидесятифунтовую радиоуправляемую бомбу.

Было решено, что честь осуществления взрыва будет предоставлена отцу Пэту. Однако отцу Пэту не сказали, что Маунтбеттена будут сопровождать старушка восьмидесяти трех лет и трое детей: четырнадцатилетние мальчики-близнецы и ирландский юноша пятнадцати лет, работавший на яхте.