В ночь на Хэллоуин

– Красавица, – резюмировала она и улыбнулась сыну. – Ну и чем вы тут занимались, детишки?

– В прятки играли, – сказал Леша.

«Наверное, он хотел пошутить, – подумала Наташа. – Но как шутку это восприняла только его мама». Должна была, по крайней мере. Но Наташе показалось, что она скорее горько усмехнулась, чем улыбнулась шутке.

– Мне никогда не нравилась эта игра, – пожала плечами Валентина Игоревна. – Не понимаю, за что ее дети любят.

17

Егор прошелся по квартире. На улице уже было темно, поэтому комфорт, который квартира дарила при свете дня, исчез. Мрачные тени сгущались, напоминая о предстоящей ужасной игре. Авдеев включил свет во всех комнатах и в туалете. Двери везде оставил открытыми. Ему было страшно. Он помнил, что играть они начали в зале, но что-то было не так. Мебель передвинули? Или накидку на диване сменили? Егор был уверен, что точного копирования планировки игра не требует, но все-таки ему хотелось, чтоб все было как тогда.

Он еще раз осмотрел комнату. Не было журнального столика. Точно. Они убрали столик. Егор начал успокаивать себя, что столик нужен ему не как элемент игры. Он просто ему был нужен. Авдеев вышел на балкон, когда до игры оставалось три часа.

18

Леша вышел из квартиры в девять сорок. До игры оставалось чуть больше двух часов. Наташа оставалась в машине. На все уговоры подняться и попить чаю Копылова отвечала отказом. У Леши тоже настроение было не для чаепитий. Он поднялся с мамой наверх, помялся, не решаясь сказать, что ему надо уходить.

– Иди уже, – улыбнулась Валентина Игоревна. – Ночевать-то придешь?

Алексей мотнул головой.

– Завтра приду. Сегодня надо.

Мама кивнула.

– В прятки играть будете?

У Леши замерло все внутри. Он уже собирался спросить, откуда она знает, когда понял, что мама шутит.

– Как доведется, – печально улыбнулся Одинцов.

Валентина Игоревна подошла к сыну, обняла и поцеловала в лоб.

– Будь осторожен, сынок.

– Я постараюсь, мама.

Одинцов спускался вниз с тягостным ощущением, что сегодня все решится, сегодня игра закончится. Несмотря на то, что он был скорее статистом, чем непосредственным игроком, Леша чувствовал какую-то особую цель, предназначение. Как бы напыщенно это ни звучало, но он знал наверняка: пацан является ему не напрасно.