– Ну вот и всё, кончилось наше здесь сидение, Лёшка, помяни моё слово, большая драка близко! – Сенцов кивнул на убегающего вестового и поправил на перевязи шпагу. – Давай собираться, а то потом после построения дадут десять минут на сборы и сразу же в колонну маршем – ать-два, ать-два.
Через час выстроенные по-батальонно войска слушали приказ своего командующего графа Петра Александровича Румянцева.
– Братцы! Турки, переправившись огромной армией через Дунай, соединились здесь со своей левобережной армией и расположились у озера Кагул. Перед ними в авангарде стоят две наших дивизии – князя Репнина и генерала Баура. Из-за Прута к нам идёт большой обоз, коему угрожает огромное татарское войско. Настало время для решительных действий. Если мы не поспешим сей же час, то османы раздавят всей своей массой наш авангард, а потом уже набросятся и на нас, татары же вырежут весь обоз и ударят с тыла. Слушай мой боевой приказ! – и многотысячный строй всей русской армии замер, вслушиваясь в каждое слово своего командующего.
Генерал-майор Глебов со своей дивизией из восьми полков кавалерии и четырёх гренадёрских батальонов отряжается для встречи и защиты обоза. Остальное войско ускоренным маршем, оставив здесь всё наше имущество, идёт сейчас же на соединение с нашим авангардом. Затем мы строимся в каре и бьём с хода османов. Выступаем в ночь, немедленно! Командирам развести людей по колоннам. С Богом, братцы, не оставим наших товарищей одних, выбьем турка за Дунай! Мы победим! Слава матушке-императрице Екатерине Алексеевне!
– Слава! Слава! Слава! – ревели дружно тридцать тысяч глоток.
В ночь с 20 на 21 июля русские войска, разделившись с дивизией Глебова, двинулись ускоренным маршем к Кагулу. Великий визирь никак не ожидал решительных действий от русских. Только три дня назад крымский хан прислал ему нескольких русских пленных, а также заверения в том, что армия Румянцева испытывает острый недостаток в продовольствии. Хан Каплан Гирей убедил Халил-паше, что к текущему моменту сложилось наиболее подходящее время для атаки, и сам пообещал ударить в тыл русским, в то время как великий визирь с основным войском атакует их с фронта. Показания пленных о сравнительно малочисленной армии Румянцева и о недостатке продовольствия и боевого припаса уверили турок в неизбежности поражения противника. Великий визирь разделил своё войско на три части, поручив командование двух частей Мустафе-паше и Абазу-паше, а на себя взял командование всем центром войска. В отряде каждого из военачальников было по десять полевых орудий большого калибра, плюс более сотни их находилось при ретраншементе – защитном сооружении из окопов и земляных валов, и ещё несколько десятков было в лагере.
В качестве поощрения за победу над русскими визирь пожаловал каждому из пашей по богатой шубе, а всему воинству была обещана большая награда и очень скорый почётный мир. Султанские воины и их командиры поклялись не отступать до тех пор, пока не разобьют наголову всю русскую армию, а для будущих пленных русских было приготовлено множество железных цепей.
Всего этого Лёшка не знал и шёл в колонне своего Апшеронского полка по ночной дороге на юг. Мимо них проносились драгунские и гусарские эскадроны, шли рысью казачьи сотни и скакали вестовые от высоких чинов. То и дело слышалось: быстрее, быстрее, шире шаг! Непросто было делать быстрые переходы солдату XVIII века. В своём неудобном мундире и в башмаках, при тяжеленой фузее да с патронной сумкой через левое плечо и с ранцем из телячьей кожи за спиной, солдаты шли на пределе своих сил. Но все уже прониклись, что бой теперь неизбежен и, чтобы ударить хорошо, нужно поддержать стоящих впереди товарищей и наскочить всем вместе на турку первыми.
– Господи, помилуй! «Отче наш, еже еси на небеси, да светится имя твоё, да придёт царствие твое, да будет воля твоя яко на небеси и на земли…» – отовсюду в колоннах слышались слова молитвы. Люди готовились выйти на смертный бой.
– Ох, опять будем у турки на штыках победу вырывать, помяни моё слово, Тимоха, ты-то свой остро ли наточил? – тормошил своего артельного товарища Архип.
– Да он у меня завсегда наточен, Архипка, ты же сам про то знаешь. Ну и так, конечно, брусочком подправил я его перед выходом, – отвечал дружку зеленоглазый здоровяк. – Да не суетись ты, паря, главное, всем дружно стоять. Когда мы стеной идём, тогда ведь нам никакие янычары не страшны. У них ведь на ружьях штыка нет, а ятаганам до нас не больно-то и дотянешься. Пробьё-ёмся!
Мимо роты в голову колонны пробежали егеря Куницына.
О-о! – заговорили в ротной колонне. – Охотнички наши вперёд побежали, видать, скоро уже, подходим, небось!
На рассвете русские войска перешли Троянов вал.
Румянцев разделил свои войска на пять дивизионных каре. Среднее, сильнейшее, состояло под командою у генерала Олица. По правую его руку шли каре генералов Племянникова и Баура, а по левую – графа Брюса и князя Репнина. Небольшое количество кавалерии, оставшейся при армии, было поставлено в интервалах между каре. В пехотных порядках и между ними орудийная прислуга выкатывала полковую и полевую артиллерию. Апшеронский полк Егорова находился в каре графа Брюса, в задачу которого входила атака правого крыла турок.
Оторопевшие от неожиданности и изумлённые столь неожиданной отвагой противника турки и татары сначала пришли в крайнее смятение, но, усмотрев ничтожность русских сил, общим числом не превышающих двадцати тысяч против их ста пятидесятитысячного войска, быстро оправились и решили задавить их своим множеством.
– Ать, ать, ать-два, левой, ать, ать, ать-два, левой, твёрже шаг, орлы, сейчас турку штыком колоть будете, веселее вперёд глядеть! – командовал Колюбякин, ведя свой полк в бой.
Апшеронцы скалились в злых улыбках – было страшно и весело вот так вот маршировать на виду у неприятеля.
От турецкого лагеря в клубах пыли неслись на русские порядки сипахи – турецкая служилая кавалерия. Казалось, что навалятся они сейчас всей кучей и сметут, втопчут всех этих дерзких славян в землю.
– Артиллерия, огонь по готовности! Каре, стой! Целься, огонь побатальонно! – раздалась команда дивизионного командира.