Егеря выслушали сержанта, посоветовались и решили поступить со своим так же.
– Петрович, тут тебе, это самое, сабля с кинжалом причитается ещё ко всему, янычарские. Мы уж тут сами так все решили, – и Макарыч, как видно, стесняясь, протянул Лёшке богато украшенную полковничью саблю с кинжалом.
– Хм, спасибо, – коротко поклонился Алексей, решив с этим не жеманничать, всё-таки от чистого сердца это ему солдаты дарят. – Саблю я возьму, занятная вещица, а этот кинжал пусть лучше у Макарыча будет, – и усмехнулся, – как-никак это ведь он того янычарского полковника обыскивал, да и кинжала у нашего капрала хорошего на поясе нет, а егерю он ведь, сами знаете, всегда в деле нужен.
Столовался Лёшка в солдатской артели, куда входила вся его четвёрка и ещё шесть егерей: Потап, Егор, Ермолай, Иван, Фёдор и Игнат. Очередным кашеваром на сегодня был Ермолай, и, пока все отдыхали, распаренные после походной бани, его густой бас от костровой поляны егерей доносился, наверное, аж до самых мушкетёрских рот.
– Ты бы готовил пошибче там, Ермох, народ ведь изголодался уже эту твою печальную песнию слушать, – крикнул своему закадычному дружку чёрный и кудрявый, как цыган, Фёдор.
– Вот и подошёл бы к костру, да и помог, чем вон, лёжа, с кошмы орать, – как ни в чём не бывало пробасил дежурный кашевар и снова затянул припев:
– Тьфу ты, – сплюнул Федька, – вот хошь беги от котла, когда наш Ермолка кашеварит. И ведь получается же повкусней, чем у некоторых, а он перед этим так грусти нагонит, как будто бы ты на поминках побывал.
– Ну ты в соседнюю артель переходи, ежели тебе тут не нравится, – подколол соседа худой и жилистый, с белыми, как лунь, волосами Егор.
– Да а толку-то, – хмыкнул Федька, – энти ж тоже по соседству, как и все мы, Ермолку слушают. Не-е, я уж лучше с вами, в нашей артели мне само обсчество по душе, а там какие-то злые все.
– Да это просто ты у нас балаболка, Федька, там-то тебя шпыняют, а тута у нас терпят, – махнул ему незлобиво рукой Карпыч.
– Ну да, а как мясца достать для артели или ещё чего полезного, так это Феденька, давай, давай, а как приветить меня по доброте сердечной, так сразу – Федька, уйди долой с глаз, – буркнул егерь и сделал вид, что обиделся.
На сегодня была всё та же мясная каша, как и обычно, правда, теперь хорошо сдобренная самим мясом, да и на жаркое, что томилось на раскалённых камнях, мясного сегодня тоже было в избытке. На поле битвы полегло или было изувечено множество коней, а солдат, как говорится, в еде непривередлив, и от любого мяса он никогда не откажется. Разделили всё поровну, в том числе и принесённый из тылового обоза каравай, и люди, месяцами грызшие сухари или лепёшки, с наслаждением теперь откусывали по малому кусочку от своей доли.
– Говорят, с завтрашнего дня к солдатскому порциону начнут печёный хлеб давать. Вон охфицерам и гренадёрам уже сегодня его дали, глядишь, и до нас теперяча очередь дойдёт, – облизав ложку, поведал артели новость Потап. – У меня в обозе земляк есть в хлебопёках, сам мне всё это по большому секрету сказал.
– Земляк там у него, канешна! Так что ж ты тогда для обсчества хоть бы какую краюху хлеба-то сюды не захватил? У нас вон у командира там тоже земляк есть, и хоть он сам не в хлебопёках, а всё же всю свою артель вон Ляксей Петрович уважил, – желчно выговорил Потапу Макарыч. На что тот только лишь покраснел и опустил глаза. Крыть ему было нечем. Солдаты привыкли жить своей тесной общиной, так же как и крестьяне, откуда они сами все, в общем-то, и вышли. Только так, постоянно чувствуя локоть товарища, и можно было выжить хоть в бою, а хоть бы и в трудной походной жизни.
– А ещё говорят, что на охфицерский порцион нынче баранину дают, – продолжил свой рассказ сведущий Потап. – Только для штаб-офицеров ягнятину или ту же лопатку от барана мягонькую отрубают. Ну а кто из их благородий рангом пониже, так тем вовсе жирные куски достаются с малой мяской, потому как в некоторых овцах этот жир аж со спины мешком свешивается. И как мой сведующий земляк сказал, что такую овцу турки курдюшной зовут, и очень они её за этот самый жир сильно ценят. Ещё делают они какое-то своё блюдо с этим самым жиром и с сарацинским зерном. В отбитом османском лагере его ведь много брошенного осталось, а никто себе по ненадобности и не берёть.
– И правильно, что не берут, – усмехнулся Макарыч. – Мы как-то попервой, с незнанки-то, пробовали было его есть, так тьфу, гадость знатная получается. С нашей-то русской гречей, просом или той же пшеницей, ячменём вообще ведь оно не сравнится. И как только его басурмане могут есть, разварится всё в кисель, даже ложкой как положено не зачерпнёшь.
Лёшка сидел и мотал на ус всё то, что только услышал. Действительно, не зная, что такое рис и как его правильно готовить, вкусное блюдо из него не сделаешь. А, была, не была, тряхнём стариной, угостим новых боевых товарищей! Кто из настоящих мужиков не умел в далёкой России XXI века готовить плов в походных условиях на природе? А если ещё ему довелось послужить на юге, и к тому же на очень-преочень таком «южном юге»?
– Так, слушай сюда! – Лёшка приподнялся и сел на корточки на своей кошме. – Завтра буду учить вас правильно готовить это самое сарацинское зерно. Глядишь, и вам когда-нибудь пригодится, как никак хороший приварок ведь никогда к обычной пищи не помешает, а мы тут, на юге воюем, где этого самого зерна всегда предостаточно. Если кому-то оно не понравится, ну я тогда даже не знаю, – и он с сомнением покачал головой. – Мне нужна будет от вас помощь. Коли сготовим всё удачно, значит, пригласим к себе на пир и своего подпоручика, и ещё кого только сами пожелаете. Так, найдите мне на завтра два котла, большое ведро ну и можно большую чашу или даже лучше железный таз. Кто за это возьмётся?
Глаза артельных загорелись любопытством, всегда же интересно посмотреть на что-нибудь новое или самим в нём поучаствовать, а тут такое!
– Хм… по посуде я берусь всё найти, – откликнулся Карпыч. – Мы вон с Макарычем пройдём по своим старым товарищам в полку, глядишь, нанесём, что вам нужно.