Глава 10. Вызов в штаб армии
Апшеронцы занимали квартиры в северной части города, около озера Флоряска. Город был раскинут на большой площади, двухэтажные каменные дома на его окраинах были редкостью и стояли в основном в самом центре. Здесь же, на городских окраинах, все основные строения были одноэтажными и ветхими. Но в это промозглое время само наличие крыши над головой и жаркий очаг в доме было за радость. До каждого плутонга, до каждого рядового солдата в русской армии было доведено требование строжайшего исполнения дисциплины и доброго отношения к местному населению. Русские приходили сюда не как завоеватели и господа, а как освободители народов от векового османского рабства. За каждую серьёзную провинность в военное время ждало суровое наказание. Суды проходили быстро, и смертные приговоры в виде расстрелов и повешений приводились в исполнение незамедлительно.
– Даже не вздумайте какую-нибудь курицу у местных стянуть! – обращался на каждом построении Лёшка к своему плутонгу. – Хозяйку ущипнуть или чего поболее учудить не смейте. Враз, коли пожалуется кто, жизни лишитесь, как вон эти двое, с Бутырского пехотного, что дочку хозяйки снасильничали. Гляди у меня, Федька, тебя это в первую очередь касается! Смотри, потом греха не оберёшься! – и Лёшка погрозил чернобровому смуглому егерю кулаком.
– Да я что, господин старший сержант, без понятия, что ли, – бубнил обиженно Цыган. – Я же всё понимаю, не человек я, что ли? Ежели без согласия и доброй воли, то я, господин сержант, ни-ни, – и в строю послышались смешки.
– Разговорчики! – рявкнул Алексей. – Забыли уже, что в строю стоите? Сейчас напомню всем, пойдёте у меня грязь месить, строевые приёмы и шагистику отрабатывая!
Но дальше угроз дело не доходило, егеря меру и грань дозволенного знали, а у командира плутонга, несмотря на его молодость, был уже непререкаемый авторитет.
Первого декабря с сопроводительной бумагой аж из самого штаба армии в егерскую команду прибыли знакомые сербы. Живан объяснил, что по их личной просьбе сам командующий явил милость к союзникам и разрешил им присоединиться к русской армии в качестве волонтёров, причём в любую часть, по их личному выбору. А куда же ещё им было идти, как не к своим спасителям егерям, с кем они уже и так удачно познакомились той холодной ноябрьской ночью в лесу.
Куницын не был против такого. Быть на слуху у самого командующего армией было, конечно, лестно, тем более что у Милорадовича был при себе дарственный тульский штуцер, и огневая мощь знаменитого штуцерного плутонга, как его уже называли в полку, всё более и более возрастала.
Ночью, уже сидя за столом, в углу у горячего очага, спросил Лёшка серба про его дальнейшие планы и о том, удалось ли ему выполнить порученное задание. Прихлёбывая горячий травяной взвар из глиняной кружки, тот мрачно покачал головой. Всё, что было нужно, он русским генералам передал. Но у императрицы Екатерины и её ближайших советников, по-видимому, пока не было желания вводить войска на Балканы и принимать в своё подданство сербов. Тут бы в близких к окраине империи причерноморских степях, на Дунае и в Крыму со всеми заботами разобраться, а потом уже и о дальних походах думать. Да и Австрия, судя по всему, свои интриги с турками затевает. Ей сейчас как кость в горле встало усиление России и симпатии к ней многочисленного славянского населения всего юго-востока Европы.
– Помяните моё слово, Алексей, намутят Габсбурги, не дадут они вам сейчас турок добить, а вся эта Западная Европа им в этом поможет против русских, – пояснял свою точку зрения Милорадович.
Что сказать, со всем этим Лёшка был согласен. Русский народ сполна вкусит интриг и чёрной неблагодарности в своё время, а сколько крови прольёт, страшно даже представить. И серб сердцем чувствовал искреннюю заинтересованность и участие нового друга.
Через день в команду на освободившееся место погибшего Ефима Репкина прибыл из строевой роты ахтырцев Иван Кудряш. Капитан Смоляков и подпоручик Сенцов своё обещание, данное ранее Лёшке, сдержали.
Был Ваня из сословия деревенских кузнецов и умельцев и силушкой обладал он немереной. Видом Иван походил на огромную квадратную колоду, что была вытесана из векового дуба, но, несмотря на кажущуюся с первого взгляда неуклюжесть, тем не менее, был он очень подвижен, сообразителен да весьма зорок, что было весьма немаловажно в егерском деле. Кудрявые светлые локоны спадали у него ниже висков, и парик солдату не требовался. Это обстоятельство вызывало постоянные шутки боевых товарищей и служило предметом для вечных шуток и подколок.
Днём его вместе с сербами готовил к хитростям стрелкового дела Карпыч совместно с лучшим снайпером команды Егором, а уже после обеда он возился с Егоровым и дядькой Матвеем в той местной кузнеце, что стояла в конце улицы у длинного оврага, спускавшегося к озеру.
Дрэгос, кузнец валах, был не против того, чтобы русские у него там возились, да и сам им зачастую помогал. От этого ему был только прибыток. Армейцы ему взамен натащили всякого железа, которое всегда ценилось очень высоко и каковое всегда можно было потом использовать в своём деле с хорошей выгодой.
Первое, что Лёшка сделал с помощниками, так это спаял из листовой катанки восемь плоских котелков с глубокими крышками. Теперь их можно было носить по одному на пятёрку и готовить в них самую простую пищу на костре. Для штуцера были сделаны крепления и клинковый съёмный штык, выправленный из длинного австрийского кортика, и теперь Лёшка мог противостоять в рукопашной любому противнику. Третья его задумка касалась гренад. Те, что у него были, уже подходили к концу, и оставалось их из всего ящика где-то около дюжины. Оружие это было, конечно, капризным, и срабатывало оно через раз, но и недооценивать его в ближней схватке или же в тех же боях в жилищах было нельзя. Жаль, что его сняли с производства, и найти теперь было весьма непросто. Немаловажным фактом было и то, что гренады были мало эффективны на расстоянии более десяти шагов. Бывало, что, взрываясь, они зачастую раскалывались на две половинки, а что такое два поражающих элемента во время боя?! Ни-че-го…
Поэтому Лёшка провёл небольшое усовершенствование. Выбрав взрывной состав через запально-затравочное отверстие, он заменил его свежим, всыпав туда же вовнутрь и мелкой дроби. Фитили были заменены на новые артиллерийские с качественной селитряной пропиткой. Поверх гренад словно ожерелья были посажены на хороший клей мелкие картечины, а сверху наклеено плотное полотно. Получилось, конечно, с виду неказисто, и вес гренад повысился почти до двух с половиной фунтов, но работать они должны были значительно лучше старых.
Десятого декабря Алексей был срочно вызван в дом, который занимал командир его команды поручик Куницын. За столом с Фёдором Семёновичем сидел незнакомый капитан, с которым они увлечённо беседовали, попивая, как Лёшка понял, ракию из небольших глиняных плошечек.
– Вот, Ляксей, по твою душу из самого штаба армии господин капитан явился, что уж ты там натворил, я не знаю, он мне того не говорит, но велено тебе за ним двигать. Не припоминаешь за собой грехов? – и он уставился с улыбкой на Лёшку.
– Никак нет, ваше благородие! – по-уставному ответил Лёшка и вытянулся по фрунту, как и предписывалось уставом, перед начальством. Как-никак человек из штаба на них смотрит, так пусть видит, что в подразделении порядок и положенные уставные отношения.