– Ну вы и дали им! – качал головой Лёшка, осторожно притрагиваясь к горячему орудийному стволу. – Шесть выстрелов в минуту, это ж надо какая скорострельность! У нас вон лучшие егеря-фузейщики и то только по четыре в минуту делают!
Фейрвейркер, осматривавший колесо лафета, поднялся и улыбнулся снисходительно Алексею.
– Девять, девять выстрелов в минуту – самый быстрый темп стрельбы из вот этого единорога! У пушек такого же калибра только до шести выстрелов удаётся сделать, а хотя, наверное, даже и пять-то с большим трудом пушкари смогут. Да это ещё и при большем весе самой пушки. У них ведь и ствол длиннее, и мощность заряда намного меньше, чем у нашего единорога, они и навесом или теми же бомбами ведь бить так не могут, как вот мы. А мы вот всё с этим вот нашим другом можем, – и он как-то особенно нежно и ласково похлопал огромной своей ладошкой по стволу. – Посчитай сам вот, ядрами мы бить можем, разрывными и зажигательными гранатами – всегда пожалуйста, бомбами, картечью любой – всем могём. У нас вон баллистика, ежели вы, конечно, юноша, слышали про такое слово, гораздо ведь лучшивее, чем у той же пушки или гаубицы, а калибр наш при этом гораздо больше, и вот всё вот это при сильно меньшем весе орудия. А в чём вся изюминка-то, хоть знаете? – и он вопросительно посмотрел на Егорова.
– Неа, – совершенно чистосердечно помотал тот головой.
– Во-о-о! А вся изюминка тут в особой зарядной каморе, – поднял закопчённый указательный палец артиллерист. – Тута-то она в виде конической формы сделана, оттого-то при эдакой форме и получается более тесное прилегание ядра к стенке ствола, а всё почему? А потому, что прорыва-то пороховых газов здесь меньше, ну а зато дальность стрельбы, выходит, гораздо больше. Ну и, конечно, заряжание в этом случае упрощается, а скорострельность и баллистика при всём при этом у единорога растёт.
Ещё граф Пётр Иванович Шувалов, наш главный генерал-фельдцейхмейстер по орудиям, со товарищами сие орудие, что посерёдке между пушкой и гаубицей будет, премудро задумал, а потом его единорогом назвал и вот этот вот герб везде на стволах оттиснул, – и он показал на оттиск – изображение сказочного единорога на стволе. – Такой сказочный единорог у него, говорят, и на его дворянском гербе был, потому он его и сюда тоже перенёс. А что, имеет право, как-никак он цельный граф! Ну а императрица Всероссийская Елизавета Петровна его на все те деяния и благословила.
Эх, как они пруссаков-то били в ту войну, лет десять назад, ты бы знал! – и он аж закатил глаза. – Я ведь тогда совсем молоденьким канониром был, чуть постарше тебя, наверное. Страшно мне было, аж жуть, как вот сейчас вспомню. Но ничего, и ядрами, и бомбами, и даже ближней картечью от немчуры порою отбивались. А когда дуэль устраивали с ихними батареями, так мы ту дуэль завсегда с нашими-то единорогами супротив них выигрывали. От того-то нас эти пруссаки тогда так и боялись! Потому как что-о? Потому что русская артиллерия всегда самая сильная и продвинутая была, – и фейерверкер опять погладил остывающую бронзу ствола. – Ладно, сейчас всю сажу и копоть вычистим, оси промажем как следует и потом сразу к своим двинем. Вечереет уже скоро, похоже, что бригада на привал в лесу встанет, к Бухаресту раньше завтрашнего обеда мы уже не успеем выйти.
Канониры почистили банниками орудие, смазали все оси на передке и на самом орудии, подцепили его к передку, запряжённому в упряжку, и ускакали по той дороге, по какой они сюда буквально полчаса назад выехали.
– Ну что, братцы, пошли и мы вслед гусарам? Пару часиков пройдём вперёд и, пожалуй, уже тоже будем на ночёвку вставать? – спросил Лёшка совета у бывалых егерей, и плутонг порысил дальше вдоль лесного такта.
Передвигались сторожко, с боевым охранением и со всеми мерами предосторожности, но противника нигде не было. Так, встретили несколько трупов турок, как видимо, порубанных преследующими гусарами, и всё, дальше в лесу было тихо.
– Пожалуй, место для ночлега нужно искать, Пётр Ляксеич, – сказал Лёшке Карпыч, кивая на небо. – Темнеет уже, сейчас солнце быстро садится, минут двадцать, и полная темнота тут насупит, ни место потом не выбрать сухого, ни дров для сугрева не найти годных в той темноте.
Лёшка кивнул, соглашаясь, и отдал команду:
– Ищем себе место для ночёвки! Макарыч, ты со своей пятёркой вперёд шагов на сто выйди, в передовом дозоре встанешь. Егор, ты своих людей по бокам выставь, пусть они на шагов пятьдесят в стороны разойдутся и пока там караулят!
Через пяток минут подскочил дозорный от левого охранения и доложил, что с их стороны, шагах примерно в сорока от дороги, есть неплохая продолговатая ложбинка, где можно вполне себе удачно всем разместиться на ночёвку и разжечь там костёр не привлекая внимания.
Место действительно было удобное. Всё вокруг ложбины было поросшее густым кустарником, огромными дубовыми и буковыми деревьями, и уже совсем скоро внизу пылали пара костров, а рядом на скорую руку строили несколько шалашей, положив сверху на роготули вершинки и уже потом укрывая всё лапником со срубленной неподалеку сосны. Ужинать пришлось снова сухарями, таскать за собой тяжеленые котлы было в дальнем походе делом немыслимым, но долго на сухарях сидеть тоже было нельзя. Не зря же в более поздние времена возник такой термин, как «сухарный понос». Целые армии, не имея возможности готовить себе пищу в местности, полностью разорённой войной, переходили на многодневный сухарный порцион. И как следствие, через неделю, другую практически у всех солдат из-за раздражения кишечника и желудка после повреждения их слизистой оболочки начиналась сильнейшая диарея, и армия очень быстро теряла свою боеготовность. Выход тут был один – хорошо распаривать эти сухари, но где и как, Лёшка пока не предполагал и грыз их у костра вместе со всеми.
Сверху посыпалась земля, и в ложбинку спрыгнул Ваня Кнопка с дальнего дозора.
– Господин сержант, там это, голоса чьи-то вдалеке слышны, и, кажись, даже крики какие-то были, – доложился Иван, ожидая дальнейших указаний.
Вокруг стояла такая темнота, что, как говорится, глаз можно было выколоть. Чуть качались верхушки деревьев под лёгким ветерком, роняя на землю последние осенние листья.
– Костры затушить! – отдал команду Егоров. – Всем проверить оружие, амуницию, одёжу и обувь, чтобы ничего не гремело и не хлябало при ходьбе и чтобы как кошки на мягких лапах крались! Не дай бог, под кем-нибудь какая веточка хрустнет – костровыми дежурить устанете! – пригрозил своим егерям Лёшка, поправляя свой штуцер. – Егор, Карпыч, Матвей, Фёдор и ты, Тимофей, вы те ещё лесовики, так что вы идёте первыми, шагах в двадцати от всех. Всё время там слушайте и оглядывайтесь вокруг. Фёдор вон как рысь ночью видит, его самым первым поставьте. Всё, вперёд! – и плутонг «на мягких лапах» заскользил в ту сторону, в которую им указал Ваня.
Минут пять не было ничего слышно, кроме скрипа стволов, шороха листьев и веток, и когда уже все подумали, что дозору померещились все эти дальние крики, бывшие на самом деле стоном деревьев, впереди вдруг действительно послышались голоса, а потом раздался истошный человеческий вой.