– Эта рыбка хороша для навара, а особую сладость в ней ерши-бирючки дают, – учил Иван Макарович молодых егерей.
После того как вся мелкая рыба у него хорошо проваривалась, он оставлял в котле немного отстояться этому навару и уже только после того всё с него сливал. Всю же оставшуюся мелкую рыбёшку он либо выкидывал, либо отдавал на съедение самым голодным и нетерпеливым зрителям.
Затем в процеженный бульон Макарыч клал рыбу покрупнее: судака, голавля, язя, леща, ну и всех прочих, кроме сома.
– Потому как сом пригоден только для жарки, и нечего его вообще сюды совать, – вот и весь был его ответ, почему он его отложил в сторонку.
Крупная рыба уже к тому времени у него была, конечно же, очищенной, выпотрошенной и хорошо промытой. Знатоки этого дела добавляли в кипящие котлы и жировые прослойки с брюшек да ещё и рыбьи пузыри туда же клали.
– Для доброго навара это совсем хорошо будет, чтобы аж ложка в ём от жира стояла, када он потом остынет, – пояснял Макарыч и тоже всё это запустил в котёл.
Дальше всё варилось ещё минут сорок. После этого крупную рыбу он достал из бульона, просолил её и отложил в сторонку.
– Будем отдельно кушать, – объяснил он любопытным.
А на полученном бульоне уже дальше продолжил варить саму уху, добавляя в неё репчатый лук, морковку, петрушку, сельдерей, перчик, соль, ну и закладывая следующую партию из самой крупной подготовленной рыбы.
К тому времени вода уже у немного подвыкипела, и главный на сегодняшний вечер повар добавил в огромный котёл немного из приготовленной кипячёной.
Много специй он не клал. Ведь главное составное хорошей ухи – это сама рыба. В задачу же специй входило только лишь слегка дополнять и усиливать вкусовые качества всего этого блюда.
Далее уха варилась ещё минут тридцать на самом слабом огне. Мешать ложкой во время варки Макарыч не разрешал принципиально.
– Спортишь весь скус ухи, – как он говорил. – А чтобы рыбка не прилипла к стеночке, я уж лучше почаще встряхивать сам тот котёл буду или же проверну его над костром малясь.
– И крышкой закрывать уху тоже последнее дело будет! – поучал он голодных зрителей, уже пускающих слюну. – Правильная уха на костре должна все запахи природы впитать, вот тогда-то она и будет по-настоящему скусной да душистой. И вот ещё что нужно, чтобы у неё особый дух был, – и он на глазах у зрителей опустил в котёл тлеющее, обугленное полено. – Вот так вота, теперь-то уж больно хорошо!
Легонько зачерпнув ушицу и подув на ложку, Макарыч её попробовал, закрыл глаза, выдержал небольшую паузу и потом аж крякнул эдак смачно – Эх, и хороша же ушица! Но-но, рано ещё! – проворчал он, увидев, как потянулись к ней с котелками и мисками оголодавшие. – Теперяча ей ещё упреться будет нужно! – и он закутал котёл своим старым камзолом.
– Всё, братцы, вот теперь налетай, только язык себе не отъешьте! – Он откинул камзол с котла и чуть отошёл в сторону, наблюдая за сутолокой.
Уха была действительно изумительной!
Через три дня, как и было обещано, лейтенант Кунгурцев принял работу у артельного старшины Пахомия. Всё тут было выполнено добротно, и придраться ему было не к чему, староверы работали ответственно. Отряд поднял якоря и продолжил свой путь вверх по реке.
Снова прошли мимо Килии и сделали остановку в крепости Измаил. Была середина сентября, ночи в Валахии стояли пока тёплые, и все расположились на свежем воздухе прямо у речной пристани. В сумрак и в кислый дух Измаильских крепостных казарм никому окунаться не захотелось, здесь же было свежо, просторно и чисто. Да и привыкли уже егеря за это путешествие спать у воды.
Наутро из крепости к причалу явился сумрачный полковник. Отряд погрузился на суда и направился в сторону Браилова. За этой крепостью Дунай поворачивал резко на юг и уже потом, делая большую и изгибистую петлю, уходил он западнее в сторону Силистри и Журжи.