Глазомер! Быстрота! Натиск!

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сергей Николаевич, помощник барона фон Оффенберга? – уточнил Егоров.

– Точно так, – подтвердил Курт. – Вот он-то и помочь мне попасть на аудиенций к их высокопревосходительству, и теперь я целый младший сержант армии ее императорского величества! Направлен, господин подполковник, для прохождения службы в ваш егерский полк.

– Вот дела! – воскликнул Алексей. – Это просто замечательно! Тебя, друг, видно, само провидение ко мне нынче послало. Афанасьев Василий, конечно же, оружейник у нас отменный, но за тобой ему ну вот ни за что и никак не угнаться! А знаешь что, Курт?! – и Лешка с прищуром оглядел его снизу доверху. – Ты давай-ка, это самое, не мерзни! На улице вон какая холодина стоит, да еще и с ветерком. Надевай-ка быстро тулуп, а то, видишь ли, он совсем разнагишался! Будешь готовиться к сдаче экзаменов на первый офицерский чин. Они уже через три недели в Елизаветграде будут проходить. Тринадцать человек из самых грамотных капралов и унтеров наших уже второй месяц гранит науки грызут. Так что ты теперь четырнадцатым в этой команде будешь. Видишь, как хорошо, и число с тобой сразу удачное стало. Все-е! Все-е, я сказал! Разговор у нас окончен, сержант! – остановил он начавшего было возмущаться Курта. – У нас все-таки тут боевая часть, унтер-офицер, а не, понимаешь ли, деревенские посиделки. Так что ты это, особо-то не кукарекай, – и подмигнул Потапу. – Как нужно отвечать, когда высокое начальство нижнему чину приказание отдает?

Покрасневший Курт подобрался и громко гаркнул на всю улицу:

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! Есть готовиться к сдаче экзаменов на первый офицерский чин!

– Вот та-ак, – протянул с лукавой улыбкой Лешка. – Хотя вот орать чуток потише можно было. Вон уже и караул из переулка с ружьями наготове выскочил.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, орать потише! – еще громче прогорланил тот, вытянувшись во фрунт.

– Вот ведь зараза такая упрямая! – буркнул Лешка. – Идите, братцы, идите, – махнул он рукой патрулю. – Мы тут с господином сержантом по душам беседуем. Потап, а ты садись в сани, – кивнул он Елкину, – и все за нами катите. А мы вот с этой врединой вдвоем в форт, в штаб полка пройдемся. Там уже я распоряжусь, и все ваше имущество у главного интенданта выгрузят. Вольно, вольно, господин сержант, – кивнул он Шмидту. – Считайте, что вы сейчас в увольнительной, а я ваш добрый товарищ. Ну-у, давай уже, Курт, рассказывай, как там, в поместье? Как Катарина? Как детки? Все ли у них хорошо?

– Да, Алексей, все живы и здоровы, – успокоил его немец, шагая рядом. – Они слать тебе свой горячий привет. Катарина написать очень, очень большой посланий, вот он, – и он передал Лешке большой пакет из плотной бумаги. – Она немного плакать, когда его передавать мне. Но потом сдержаться и просить сказать, что они все по тебе очень скучать и очень-очень любить! А еще, что не дождаться тебя в поместий и этим летом все равно приехать прямо сюда, на Буг. Но я думать, там все это и так будет прописан, – кивнул он на пакет. – В хозяйстве все хорошо, подсолнечный масло пользуется большой, просто огромный спрос и завоевывать все новый и новый рынки сбыта, крахмал тоже теперь покупать издалека. Каретный мастерская работать и давать приличный прибыль. Вся мука уходить на продажу уже в ноябрь месяц и оставаться только для своих нужд. Но это тебе растолкует в отчетном письме мой тесть, Иван Кузьмич, и еще устно сказать наш Потап. Они хорошо вместе сработаться и понимать друг друга. Я к ним в их дела не лезть, у меня и без того в мастерской и в поместной механике очень много дел быть. Всегда нужно что-то установить, настроить или сделать ремонт.

– Как же ты решился оставить-то все, Курт? – спросил друга Лешка. – Ты же так погружен в это был, да и сын все-таки там вдалеке остался?

– Я решился, Алексей, я решился, – прошептал он. – Мне быть очень не просто с этот решений, но я не мог оставаться в поместий, где мне все напоминать мой Варенька. Мне нужно время, а война, я думать, все сгладить. Катарина и твой сестра Анна великодушно оставить Гришеньку себе. Он к ним и так очень привязаться за все это время. Я надеюсь, ты не будешь против того, чтобы он жил в твоя семья?

– Ты дурной, что ли, Курт?! – воскликнул Егоров. – Он же мой крестник, балда! Забыл?! Ну ты чего такое говоришь-то?! Да я только рад буду, что сын моего лучшего друга в самом надежном месте теперь!

– Спасибо, друг, – вздохнул Шмидт. – Ты прости меня за этот нарушений субординаций и воинский порядок. Я больше никогда не позволять себе на людях столь непочтительный отношений к свой командир. На людях я есть только лишь младший сержант Шмидт.

– Ладно, разберемся, – хмыкнул Лешка. – Очень скоро, надеюсь, что не сержант, а самое малое – господин прапорщик и даже подпоручик Шмидт. И учти, Курт, Гришке будет полезно далее в жизни, что его батюшка – целый господин офицер русской императорской армии! А это, я тебе скажу, не шутки в наш такой непростой век. Статус, Курт, статус! – поднял он указательный палец. – Сам понимать должен! Кстати, имей в виду, у тебя тут кроме меня еще много друзей имеется. Милорадовичи и Войновичи сегодня ужин организовали. Как давнего и лучшего друга семьи, я приглашаю на него и тебя. Они все только рады этому будут. И Потапа с собой захватывай, и он ведь тоже свой! Вот и расскажете нам оба, как там в нашем поместье. Ты-то, я знаю, как бирюк все время в своей мастерской сидел, а вот Елкин с Ульяной и детворой частенько к моим в гости заходили. Писали про них в письмах. Вот и хорошо, хоть один человек за столом будет, кто нам все подробно о Катарине и о детях поведает. С тебя-то и три слова порою не выжмешь!

– Кушай, кушай, мой дорогой мальчик, – тетушка Антония погладила Курта по голове и положила из дымящего паром глубокого блюда несколько больших ложек мучкалицы (тушеной свинины в овощах). – И хотя бы еще немного сармы отведай, – на край тарелки легли два голубца, завернутого в виноградные листья фарша с копченым салом и квашеной капустой. – Вы так долго из студеного края к нам добирались, вон как в этой дороге исхудали.

Напротив Курта Йована так же подкладывала Потапу плескавицу (большая плоская котлета из рубленой свинины или баранины) и посыпала ее сверху смоченным уксусом луком.

– Дорогие, поднимем бокалы за здоровье тех, кого сейчас нет с нами! – провозгласил тост дядя Михайло. – И пожелаем, чтобы совсем скоро мы могли бы собраться вместе, вот так же, как и сейчас, только еще за бóльшим, чем этот, столом.

Женщины скромно пригубили красное вино, а мужчины выпили напитки покрепче.

В непринужденной обстановке задушевная беседа текла широкой рекой. Обсуждали дела семейные, новости из далекой России и местные.

– Николаевская совсем скоро будет разрастаться до приличного города, – поделился услышанным с Алексеем и Живаном дядя Михайло. – Мне это сам комендант Херсонской крепости Антон Станиславович недавно поведал. У его жены поздние роды были, весьма сложно они проходили, ну да ничего, как-то все же обошлось. Вот он-то и рассказал мне о том, что в столице, помимо нашего Херсона, принято решение о сооружении больших верфей и в этой вашей станице. Место уж больно здесь удобное, Лиман и море совсем рядом, русло Буга очень глубокое, а с верховьев реки лес можно сюда бревнами сплавлять. С учетом того, что из-под Очакова турок прогнали, теперь отсюда ушла и военная опасность. Черноморский флот наша императрица намерена отстраивать основательно. Поговаривают, что совсем скоро он ничем не уступит Балтийскому, а в чем-то даже станет его и превосходить. Край этот южный сейчас активно развивается, тут надо отдать должное организаторскому таланту Григория Александровича Потемкина. Великий государственный деятель этот князь, его кипучей энергии можно только позавидовать!