— Я ни в чём не виноват. — Отстаивал свою Правду Тринадцатый. — За мной Вины нет. Посмотри сам.
— Конечно, нет. И, не может быть — по твоим меркам. А, ты повспоминай, и Вина появится.
Тринадцатый подёргал нимбом. Подождал — Вина не появилась. Он облегчённо вздохнул.
— Нет за мной ни какой Вины. — Торжественно заявил он.
— Не хочешь вспоминать? Хорошо, я тебе напомню. Помнишь, когда я тебя научил избавляться от врагов, ты, мне обещание давал? Давал. — Сам ответил на поставленный вопрос Меченый. — Почему не выполнил обещание?
— Так получилось. — Прошептал Тринадцатый в ответ. Ему стало ясно, за что его ругает друг.
— Я тогда и предположить не мог, что ты так поступишь со знаниями. Ты, что не мог найти другую плоть? Мало их, что ли производят на свет?
— Да, разве в плоти дело? Дело в принципе. Если что я смогу за свои поступки ответить и перед Небесной Канцелярией.
— Не много ли ты на себя берёшь? Ах, простите, вы просто — запросто, никогда не сталкивались с Канцелярией. Они из всего могут грозу раздуть. Но, ты — то, думать должен, или нет? Зачем ты Неприятного в Отстой отправил? Тебя кто просил?
— Он сам напросился. — Защищался Тринадцатый, как умел. — По делам своим и получил. Я не виноват.
— Верю. — Тихо заявил Меченый, чем очень удивил Тринадцатого. — Я тебе верю. — И, только после этих слов Тринадцатый понял, что Меченый очень озабочен возникшей проблемой. Ели заметные капельки Страха зависли на мантии друга. — Я тебе верю. А, они — клерки из Небесной Канцелярии — не верят. На тебя началась охота. Вообще, я думал, что тебя уже не застану. — Меченый многозначительно помолчал. — Зачем ты вчера летал в кабинет Распределения Судеб?
— Данные отдал.
— Судьбу выписали?
— Нет. Через неделю велели прибыть.
— Значит, дела плохи.
— Почему? — Тон Меченого пугал Тринадцатого. Около мантии начали собираться гроздья Страха.
— Успокойся. Отряхни их. Не подпускай к себе. — Приказал Меченый, прогоняя Страх. — Бояться некогда. Надо исправлять ошибки.
— Тогда, я плоть одену — только меня и видели.
— Не так всё просто, как кажется. Ох, и зачем я тебе тогда рассказал об этом приёме? Сидел бы, в плоти и горя не знал.
— Почему же невозможно отсидеться в плоти?