— Всё. Дело считай сделано. — Облегчённо взмахнул мантией Меченый. — Ты, лети обратно. По пути ни на кого не обращай внимания. Хотя вряд ли ты кого ни будь сейчас, встретишь. Линзы не забудь вернуть в зеркальном зале. Обратный путь помнишь?
— Да.
— Вылетишь из главного клапана, ели клапан будет закрыт, надави на него гроздью Везения. Сразу лети на наше место, на край болота. Жди нас там. Понял?
— А, ты куда?
— Пойду, подкуплю главного смотрителя. Он выведет мне Неприятного.
— Я подожду вас здесь. — Предложил Тринадцатый. — Вместе полетим обратно.
— Нет. Тебе и мне через вход обратно вылететь можно. А, Неприятному нельзя. Мы полетим другим каналом. Я бы тебя вообще сюда не взял, да по мантии не знал Неприятного. И, хватит, делай, что тебе приказывают. Да, главное близко не приближайся к стенкам — быстро уговорят. Я этих тварей знаю. Всё. Встречаемся наверху. — Махнул мантией на прощание Меченый и полетел вдаль по коридору.
Тринадцатый без проблем вылетел из клапана. Линзы он оставил в коридоре, где их получил Меченый. Добравшись до края болота, Тринадцатый устало опустился на болотную корягу. На небе медленно гасли звёзды.
Когда потухла последняя звезда, он спрятался за корягу, и незаметно для себя уснул. От пережитых волнений Тринадцатый проспал весь день. Проснулся он лишь, когда на небе вновь величаво воцарились звёзды. Ни Меченый, ни Неприятный так и не появились. Он прождал их ещё сутки. И, боясь, что не успеет вернуть в тело до погашения последней звезды, полетел домой.
Всю дорогу Тринадцатый ругал себя за свою безответственность, и искал слова оправдания для Стервы. Ему оставался всего лишь квартал до дома, где в кроватке росла без него его плоть. Он уже предчувствовал радость встречи, как вдруг нимб съехал набок мантии, и померк.
— Держи крепче. Силён гад. Отъелся на казённых харчах.
Это были первые и последние слова, которые услышал Тринадцатый.
Алёнушка
Сквозь сон Алёнушка услышала тихие всхлипывания. Она сразу же проснулась и затаилась. Всё своё внимание направила к детской кроватке. Нет, всхлипывание слышалось не из кроватки. Сын мирно посапывал, и плакать не собирался. Материнским чутьём, а оно у Алёнушки обострилось сразу же, как только они прибыли домой, подсказало — у сынишки всё нормально. Улыбнувшись своим мыслям Алёнушка, закрыла глаза. Надо спать. До кормления осталось два часа. Сын ждать не будет — потребует завтрак ровно в шесть утра.
Не успела она, провалится в сон, как те же всхлипывания повторились. Теперь Алёнушка точно знала, что всхлипывает Иванушка. Сон окончательно прошёл. Она стала ждать. Иванушка спал, отвернувшись к стенке. После появления сына Бориса, они поменялись местами. Иван так не любивший спать у стенки, ради сына согласился на жертву и уступил место на краю постели жене.
После четвёртого всхлипывания Алёнушка поняла — двух мнений быть не может — всхлипывал муж. Она нежно погладила его по голому горячему плечу.
— Ванечка, Вань, проснись. — Ласково прошептала она.
— Что? Что, случилось? — Даже в темноте, Алёнушка сумела разглядеть глупую рожицу мужа, и улыбнулась.
— Ты плачешь.
— Да?