— Мне знакомо это чувство, — сказал Беллами. — Я испытываю его, перебирая старые фотографии. Снимки моего детства.
Харольд хмыкнул.
— Наши специалисты все еще не понимают, почему и каким образом возвращаются мертвые.
— Они этого никогда не поймут, — ответил Харгрейв.
Он посмотрел на синее небо — бескрайнее и прохладное, — затем вытер закопченные руки об штанины.
— Я слышал, она скончалась от пневмонии? — произнес он, глядя себе под ноги.
— Да, как и в первый раз. Ее уход был достаточно мирным. Даже лучше, чем прежде.
— То есть все пошло по кругу?
— Нет, — ответил Беллами.
Он поправил галстук. Харольд был рад, что агент снова носил дорогие костюмы. Для него оставалось загадкой, как этот мужчина ходил в них все чертово лето и терпел невыносимую жару. Хотя под конец Беллами утратил лоск и стал таким же растрепанным, как и остальные обитатели лагеря. Но теперь его галстук опять был туго затянут на шее. Безупречный костюм казался идеалом чистоты. Харольд чувствовал, что мир возвращался к исходному состоянию, и Беллами был тому примером.
— На этот раз она находилась в ясном сознании, — добавил агент.
Харольд одобрительно хмыкнул.
— Как прошла церковная служба? — спросил Беллами, обходя кучу обломков.
— Нормально, — ответил старик.
Присев на корточки, он снова начал перебирать золу и обугленное крошево своей прежней жизни.
— Я слышал, пастор вернулся.
— Да, вернулся, — ответил Харольд. — Они с женой решили усыновить детишек из приюта. Хотят стать настоящей семьей.
Его ноги болели. Он опустился на колени, пачкая штаны. Хотя то же самое он делал и вчера, и позавчера, и много дней до этого.
Беллами взглянул на Джейкоба, все еще сидевшего рядом с могилой матери.
— Я сожалею о вашей утрате, — сказал он.