Глиняный колосс

22
18
20
22
24
26
28
30

Первая группа пластунов — та, что уходила ближе всего, на десять верст, — вышла на позицию под самое утро, обезвредив по дороге японский разъезд. Я не уточняю у Мищенко, что значит «обезвредили». Но подозреваю, что трое японских всадников мгновенно слились с нирваной, так и не успев понять, что же все-таки произошло. Железнодорожный путь в выбранном месте не охранялся и даже не патрулировался, несмотря на близость к линии фронта. Что позволило казакам установить клин в месте поворота колеи без каких-либо препятствий. Дальнейшее повторило уже виденное нами на испытаниях — груда металла, только на сей раз вперемешку с людьми… Итог — пять вагонов, набитых солдатами, и паровоз!

— От остальных групп пока нет вестей… — Прицелившись, Мищенко стреляет окурком в скачущего по песку пыльного воробья. Почуяв неладное, тот мигом упархивает прочь, недовольно чирикая.

Моя борьба с табачным дурманом завершается наконец поражением последнего. И я окончательно прихожу в себя:

— Ваше превосходительство, разрешите просьбу?

— Наедине можете. — Павел Иванович задумчиво смотрит в глубину колодца. — Разрешаю.

— Хорошо. — Я облокачиваюсь рядом. — Павел Иванович, я поговорил с его превосходительством о предстоящем рейде… — Мищенко никак не реагирует, молча устремив взгляд вниз. — Так вот, он дал свое согласие!.. — Попытки заглянуть ему в лицо не несут успеха. — Возьмете?

Никакой реакции. Наконец, после минутного молчания, он поворачивается ко мне:

— А вы знаете, господин поручик… Посмотрите же туда… — кивает вниз.

Я удивленно наклоняю голову. Где-то в глубине, на расстоянии пяти-шести метров, тихо плещет вода… Видны даже, если всмотреться, наши лица, подернутые мелкой рябью.

— Говорят, что даже днем в колодце можно увидеть звезды, если позволяет погода… Можете разглядеть? — Отчего-то его голос звучит совсем грустно.

— Нет…

— И я не вижу. Хотя слыхал от стариков, и не раз… — Помолчав еще чуть-чуть, он распрямляется, оправляя мундир. — Говорите, желаете в рейд, господин поручик?

— Так точно, ваше превосходительство! — вытягиваюсь я.

— Выходим девятнадцатого в ночь. За три дня до основного наступления. Раз господин командующий разрешил — и я не против… Бывайте!

Неожиданно он резко и громко свистит. Через несколько секунд, когда адъютант уже передает ему поводья, оборачивается и едва слышно шепчет:

— Господин поручик, первый приказ: усиленно тренируйтесь в верховой езде! Пять дней вам на это!.. — Подмигивая, Мищенко ловко вскакивает на коня, с силой дав тому шенкелей.

Не видно ни зги — небо затянуто, ночь все еще где-то в середине своего пути. Покачивание в такт Жанне убаюкивает, и временами мне начинает казаться, что все вокруг является частью уютного, заманчивого сна. И ощущение огромной массы людей вокруг, и лошадиное ржание… Топот сотен пар копыт, скрип возов, чье-то перешептывание вполголоса…

Пламя от зажженной спички поблизости выхватывает из тьмы молодое лицо, быстро пропадая. Освещая время от времени красноватым отблеском уголька папиросы задумчивый профиль курящего. Зычный крик позади совсем не портит картины внутренней дремоты:

— Подтянуться, подтянуться!.. Не растягиваться!..

Слышно, как другой голос, совсем уже далеко, по цепочке подхватывает приказ. Затем вроде бы еще — совсем уже еле уловимо.