— Награждены за морское сражение? — Линевич подозрительно осматривает мою грудь. — Почему нет?
Пожимаю плечами. Что тут скажешь? В мою бытность еще во Владивостоке первые награды уже нашли своих героев. Я же к таковым себя не отношу — у орудия не стоял, броненосца не вел… Жить хотелось — это да, но и то спорный момент… И наверняка Зиновий Петрович придерживается обо мне того же мнения.
Да и как, простите, меня награждать-то? Без роду без племени? Награждается поручик ПВО Смирнов, уроженец города Томска, тысяча девятьсот восемьдесят второго года от Рождества Христова? Ха-ха. Вся моя сущность поручика, господин Линевич, держится исключительно на высоком покровительстве тебя да адмирала Рожественского. Как-то так. Потому и вопросов лишних не задает никто…
Подобные мысли в этот момент посещают, очевидно, не только меня. Потому что командующий, теребя седой ус, внезапно отступает:
— Ну да. Ну да…
Смущенно покрутившись еще некоторое время, он меня отпускает со словами:
— Я подумаю, что тут можно сделать, господин… Смирнов.
Во-во. Даже «поручика» из себя не выдавишь. Так как знаешь, какая все это «липа» на мази… И ничего ты тут не сделаешь, как ни крутись.
В один из последних дней, оставшихся до рейда, двигаясь по привычному направлению к конюшне, я замечаю группу солдат у телеграфного столба. Оживленно переговаривающуюся и то и дело выбрасывающую из себя нечто нецензурное. В крайне более обширном, надо сказать, варианте. Заинтересовавшись причиной, тихонько подхожу ближе.
— От же, ироды, что удумали! — Высокий бородатый урядник, сложив руки на груди, исподлобья смотрит куда-то, смачно сплевывая.
— А что, так тоже разве можно? — Его сосед, рябой пехотинец, кажется, искренне удивлен.
— Можно, можно… — мрачно передразнивают из толпы. — Попадешь в плен — еще не так разместят!..
Несколько хмурых смешков быстро стихают при моем появлении.
А что тут? Подхожу ближе, протискиваясь сквозь плечи собравшихся. Ага… Со знакомой гравюры, прибитой на столбе, на меня смотрит тот самый русский мужик. Загнувшийся под солдатом в черном мундире и кепи… Венчает всю эту картину маслом надпись: «Отобранный у врага образец пропаганды».
Не говоря ни слова, прохожу дальше, сворачивая на соседнюю улицу. И лишь оглянувшись по сторонам, поняв, что никто меня здесь не видит, и довольно улыбаясь, с силой бью по локтевому сгибу. Направив сей неприличный жест как раз в сторону восходящего солнца.
Впитывайте, мужики. Смотрите только внимательней, чтобы рассказать после тем, кто еще не знает!
Небольшая деревенька видна с сопки как на ладони — до нее не больше километра. Несколько рядов соломенных крыш рождают почти правильный квадрат с большим строением в самом центре — черт их знает, храм у них там или сельпо…
Дорога, на которой остановились наши войска, упирается в небольшую поляну перед самым поселком: несколько длинных окопов, откуда, кажется, подымаются небольшие дымки.
Я оглядываюсь по сторонам: только отсюда, с высоты, можно увидеть, насколько огромен выдвинувшийся в тыл японцам отряд — длинная колонна едва ли не скрывается в утренней дымке за горизонтом. Вновь перевожу взгляд на деревню. Ни черта же не видать без бинокля… Который… Который Матавкина и у меня в подсумке! Достав оптику, спешно подношу ее к глазам:
Японский гарнизон, очевидно, либо не представляет, с чем только что столкнулся, либо… Решил принять смерть достойно, как настоящие самураи.
ebooksa