— Помогите! Пропал. Полгода нет. Никто не может найти. Никаких следов. Я с ума схожу. Где он? Его мучают? Скажите мне! Скажите мне! Скажите! Я знаю, что он жив. Ему плохо? Скажите!
Шепот перешел в крик. Фотография упала на землю, две иссохшие руки вцепились в руки Мельника. Сразу три оператора, протиснувшись сквозь зевак, снимали неожиданный эпизод.
— Я ничего не могу, — сказал Мельник. — Я не ищу людей по фотографиям. Я хочу помочь, но не знаю как.
— Ты врешь! — зло выкрикнула она и вскочила на ноги — Ты просто не хочешь! Тебе плевать на меня! Его мучают там, а ты ходишь мимо меня в своем красивом пальто!
Она плюнула Мельнику в лицо и бросилась к нему, целясь в глаза скрюченными пальцами, тонкими, как когти большой птицы. Мельник раскрыл объятия, и она, не ожидая этого, упала к нему на грудь. Он обнял ее и стал качать, успокаивая. Люди в толпе глазели на кликушу, некоторые с состраданием, некоторые — смеясь.
Мельник и женщина обнимались, их тела прижались друг к другу плотно, словно были телами влюбленных, которым предстояла разлука.
Женщина что-то шепнула. Камера уловила едва заметное шевеление ее подбородка, но разобрать сказанное слово было невозможно. Казалось, и Мельник не должен был расслышать: слово ударилось в его грудь, запуталось в тяжелом драпе пальто — но он услышал.
— Жив, — сказал он, отстранил от себя женщину, поднял с земли картонку с фотографией мальчика, бережно отряхнул ее и протянул в сторону руку. Кто-то из зрителей тут же вложил в нее ручку, заготовленную для автографов. На обратной стороне картона Мельник написал несколько слов. Его движения были размашисты и злы. Кончик стержня утопал в мягком картоне, оставляя глубокие борозды. Мельник был очень красив в эту минуту, его синие глаза сверкали, сильные плечи расправились, он даже как будто вырос и поднялся над толпой.
Закончив, он нашел глазами полицейского и отдал ему картонку, сказав:
— Он держит ребенка в доме. Дом бревенчатый, старый. Рамы на окнах двойные, покосившиеся, с облупленной краской. Грязные окна и стекла плохие, волнистые, через них все искаженное — знаете? Перед домом… слово забыл… низкий забор из тонких реек… палисадник! Без цветов, конечно, там трава высокая. Сейчас желтая, стебли поникли от дождя. Такие безобразные гнилые шалашики. Во дворе сарай, собранный из чего попало: доски, железные Щиты. Три были когда-то ярко покрашены: в синий, желтый и красный. Но теперь краска пошла струпьями.
— Какого ребенка? Кто держит? — спросил ошалевший лейтенант, который не рассчитывал попасть в кадр, а пробрался через толпу, чтобы убедиться в безопасности участника.
— Ее ребенка, Сережу, украли полгОда назад. Украл сумасшедший. Думает, что это его сын. Я написал адрес.
Соседи про ребенка ничего не знают, он не выпускает его гулять. Пытается заботиться о мальчике, печалится, когда тот плачет и хочет обратно к маме. Он считает, что сына накачали наркотиками. Ждет, когда мальчик признает его отцом.
Лейтенант вчитался в адрес, покачал головой, показал картонку двум другим полицейским, которые подошли узнать, в чем дело.
— Это что, деревня? — спросил он Мельника. — Да таких названий по стране знаешь сколько?
— Я знаю регион, — шепнул Мельник. — Только я забыл, как он называется. Сейчас я подумаю. У меня как-то много вылетело из головы.
Айсылу с тревогой смотрела на него из толпы. Мельника трясло, в глазах его появилось то бессмысленное выражение, которое бывает у очень пьяных людей. Мама Сережи подошла к нему и обхватила ладонью его локоть. В ее глазах появилась надежда, горестные складки на лице почти разгладились, и это сразу убавило ей лет.
— Где это? — с надеждой спросила она Мельника.
— Карелия… — тускло ответил он.
Полина смотрела этот эпизод не на работе, а у Кирилла. Она не могла сосредоточиться на том, что происходит, потому что нервничала. Еще никогда Полина не встречалась с мужчиной во второй раз. Это было как заблудиться в лесу, она не знала, что должна делать и как себя вести.
ebooksa