Хэллоуин ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Эмма шевельнулась и открыла глаза. На короткий миг в них отразилось узнавание. Жанну передернуло. Эмма издала череду тусклых переливистых сипов, будто в горле у нее застряла сломанная губная гармоника, пытаясь что-то сказать.

Только тут Жанна сообразила подхватить ее (испытывая мгновенное отвращение от этого прикосновения), дотянуться одной рукой до кухонного столика, где лежал небольшой нож, и перерезать веревку.

Она опустила Эмму на пол; лицо той моментально покраснело, будто ошпаренное кипятком, – кровь, наконец, устремилась к голове, как вода, заполняющая пересохшие каналы. Жанна увидела, что на лбу и верхней части лица Эммы проступили багровые пятна, ставшие заметными лишь сейчас, – они выделялись даже на красном фоне ее кожи и причудливо складывались в отпечаток большой узкой ладони.

Эмма продолжала шевелить губами, ее дыхание стало несколько свободнее, хотя и резало слух ржавым скрипом дверных навесов. Она вдруг зашлась кашлем, и изо рта полетели огромные сгустки крови, шлепаясь на пол вокруг ее головы.

Лихорадочно соображая, Жанна минуту стояла над ней, пока не услышала снизу:

– Он ушел…

Жанна наклонилась, перебарывая отвращение.

– …ушел… – сказала Эмма. Снова кашлянула и умерла.

Закрыв ей глаза, Жанна вышла во двор.

Уже по дороге в город, сидя в электричке, Жанна попыталась припомнить, видел ли кто-нибудь, как она выходила из дома Эммы (рано или поздно тело обнаружат, а потом кто-то обязательно удивится, как это трупу удалось перерезать веревку и аккуратно улечься на пол: «А если все было немного иначе, ребята?»), но обнаружила, что это ее очень мало занимает.

Она думала о красном отпечатке ладони на лице Эммы.

18

Выйдя на конечной остановке, Жанна за несколько минут преодолела расстояние, отделявшие ее от здания главного вокзала, и купила билет на вечерний поезд в Киев. Уехать к матери и пожить у нее какое-то время казалось единственным разумным выходом. Мать, конечно, вряд ли будет рада ее приезду, если учесть их неровные отношения в последние годы, но на пару недель передышки можно рассчитывать. А дальше – покажет время.

Вернувшись домой, Жанна начала собирать вещи. Это не бегство, говорила она себе, упаковывая дорожную сумку, совсем не бегство, мне просто хочется повидать маму. Последний раз они общались по телефону девять месяцев назад, когда мать сообщила, что собирается снова выйти замуж. Это было бы ее третьим замужеством после смерти отца. Жанна вспылила и услышала в ответ короткие гудки.

Когда вещи были почти уложены, Жанна почувствовала его у себя за спиной. Ощущение, что он все время держится где-то рядом, не покидало ее ни на минуту с того самого момента, когда она очнулась утром в пропитанной гарью постели. А теперь…

– Ты была такой голодной этой ночью.

Жанна вздрогнула и повернулась – так, будто от ее головы шли невидимые ниточки, которые могли оборваться. Сначала она его не увидела.

Он смотрел на нее с полированной поверхности шкафа, будто являлся собственным отражением.

– Хватит, – Жанна отвернулась и принялась застегивать сумку непослушными руками. – Он умер, а ты – не он. Так же, как и не мой отец. Ведь это ты был там… в тот день.

Она закончила сборы и, выйдя из дома, поймала такси. До отправления поезда оставалось еще целых пять часов, но Жанна скорее предпочла бы провести сутки на вокзале, чем задержаться у себя в квартире на несколько лишних минут. Водитель всю дорогу поглядывал на нее через зеркальце заднего вида, но лишь у самого вокзала решился спросить, хорошо ли она себя чувствует. Жанна ответила, что чувствует себя превосходно, и даже улыбнулась.

Только ее улыбка не вызвала у водителя ответной реакции.