Барон сразу нашёл взглядом долговязую фигуру Долегона и гаркнул так, что мгновенно установилась тишина:
— Дол, люди⁈
— Без потерь, господин барон!
Ф-ф-ф-фух, вот теперь можно спокойно разбираться.
С историей лагеря всё было чётко и понятно. Дальше они шли-шли — и пришли на остров…
—…перешли уже по мосту через брод, как вдруг вот эта женщина, — Долегон показал на Мирелу, — кинулась на вот этого мужчину и начала его драть, а при попытке остановить, впилась в его горло зубами, — вот это сильно! — Детей я в острог отправил, подумал: незачем им тут…
— Это правильно, — думая явно о другом, сказал Вова. — Ну, говори! За что ты его?
В глазах цыганской баронши впервые за эти дни появилось какое-то выражение. Конкретно — выражение лютейшей ненависти:
—
Барон покивал головой:
— Что ж, ты в своём праве… Но теперь его судьбу и всех остальных буду решать я. Как убили твою дочь?
Губы у цыганки запрыгали:
— Ножом… Четыре раза…
— Ударь его ножом четыре раза. Но так, чтобы он жив остался. Пусть при смерти, но жив. Сможешь? — Вова махнул рукой: — Дайте ей нож! А этого держите.
Я кивнула Настёне-медичке, чтобы подстраховала: вдруг женщина перестарается.
Цыгане от такого поворота событий слегка опешили. Все, кроме Мирелы, которая схватила нож и, выкрикнув что-то по-цыгански, четыре раза ударила убийцу.
Тело мягкой куклой свалилось на землю. Хотя — да, он был ещё жив.
— Во имя Вэр справедливой… — барон ткнул в медичку рукой: — Настя! Твоя забота, чтобы он неделю оставался жив и желательно — в сознании. После этого он присоединится к общему приговору. За нападение на жителя Белого Ворона, при условии что тот выжил и не получил ущерба, полагается десять лет каторги с последующим рабством на пятьдесят лет. На поляне сколько человек находилось?
— Четырнадцать. Но по их собственным показаниям, убить они собирались всех в лагере, кого только смогут, — пояснил Долегон.
— Даже так… Что ж. Моё решение: все без исключения, включая этого, — Вова кивнул на лежащее тело, —…приговариваются к пожизненному рабству. На каменоломни. Перевод на более лёгкие работы — не ранее, чем через сто пятьдесят лет и только за исключительные заслуги. Всё, обжалованию не подлежит… Мирела, что говорит твоя душа?