Почему ему казалось, что их старые игры — в искушение, в конец света, в отвержение, в поношение и проклятие — еще не закончены? Интуиция Европейца, как и сила, уменьшалась, но он безошибочно чувствовал какой-то сбой. Он подумал о странной улыбке сидящей рядом женщины; ее лицо скрывало тайну.
— Он умер? — внезапно спросил Европеец.
Вопрос, кажется, смутил ее.
— Конечно умер, — ответила она.
— Точно, Кэрис?
— Боже, ведь мы только что были на его похоронах.
Она ощущала его мозг, его твердое присутствие у своего затылка. Они проигрывали эту сцену много раз в предыдущие недели: испытание воли, чья сильнее, и Кэрис знала, что днем он слабее. Слабее, но не настолько, чтобы не считаться с ним. Он все еще способен вызвать ужас, если ему захочется.
— Расскажи мне о своих мыслях сама, — предложил Мамолиан, — и я не буду вторгаться в них.
Если она не ответит, он влезет в нее насильно и увидит бегущего человека.
— Пожалуйста, — сказала она, изображая испуг, — не мучай меня.
Его мозг немного отдалился.
— Он умер? — снова спросил Мамолиан.
— В ту ночь, когда он умер… — начала Кэрис. Что она может сказать, кроме правды? Никакая ложь не подействует: он узнает… — В ту ночь, когда они сказали, что он умер, я ничего не почувствовала. Никаких изменений. Совсем не так было, когда умерла мама.
Она бросила на него испуганный взгляд, чтобы усилить видимость подчинения.
— Какой же вывод ты сделала? — спросил он.
— Я не знаю, — сказала она почти искренно.
— Что тебе
Она снова ответила искренно:
— Что он не умер.
На лице Европейца появилась улыбка — первая, которую видела Кэрис. Лишь слабая тень радости, но все же. Она почувствовала, как он убирает рога своих мыслей и задумывается. Больше он на нее давить не будет. Слишком многое надо спланировать.
ebooksa