Проклятая игра

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да я буду счастливее всех, если они уйдут!

— Так забудь, о них, черт тебя возьми! Отпусти их, Марти! Мамолиана нет. Он умер, его больше нет! Все закончилось!

Она оставила его размышлять над своими словами. Возможно, она права: он сам вообразил дерево, а потом проклинал ее за собственное безумие. Но в отсутствие Кэрис сомнения вернулись. Стоит ли доверять ей? Если Европеец выжил — как-то, где-то, — он мог вложить свои слова в уста Кэрис, чтобы убедить его не вмешиваться. Марти терзался муками нерешительности: подозрения пропитали ядом все дальнейшие пути, но ему не хватало сил, чтобы вновь увидеть отель и понять, как надо действовать.

Когда день клонился к вечеру, Кэрис вернулась. Они почти не разговаривали, а вскоре она пожаловалась на головную боль и легла в постель. Марти полчаса посидел рядом, слушая ее спокойное дыхание (никакого бормотания), потом вышел за виски и газетой. Он хотел узнать новости о расследовании, но ничего интересного не нашел. Преобладали заметки о мировых событиях, и если не было новых циклонов и войн, их место занимали комиксы и результаты гонок. Марти зашагал обратно, уже готовый отбросить сомнения и признать, что она права, однако нашел дверь запертой. Изнутри он услышал голос Кэрис, мягкий и сонный, с запинками добивающийся новой связности.

Он взломал дверь и попытался разбудить девушку, но на этот раз ни встряхивания, ни пощечины не подействовали на овладевшую ею дремоту.

74

И вот он почти добрался до места. Марти оделся слишком легко и поеживался, пока шел через пустырь к отелю «Пандемониум». Ранняя осень дохнула холодом, не дождавшись начала сентября. За несколько недель, прошедших с тех пор, как он приходил сюда в последний раз, лето уступило натиску ветра и дождя. Однако Марти это не огорчало. Летняя жара в маленьких комнатах отныне будет рождать у него неприятные ассоциации.

Он поднял глаза на отель. В неровном свете здание казалось кораллово-красным; отметины от огня и граффити проступали почти рельефно, каждая деталь вырисовывалась очень четко. Марти немного задержался, разглядывая фасад. Может быть, мигнет окно или скрипнет дверь — любой знак, намекающий на то, что творится внутри. Но все затаилось. Просто солидное здание, изуродованное временем и огнем, на котором играл отблеск уходящего солнца.

Входная дверь была закрыта последним посетителем, покинувшим отель, но никто не попытался снова заколотить ее досками. Марти толкнул дверь, и она отворилась, растирая штукатурку и грязь на полу. Внутри ничего не изменилось. Люстра качнулась от порыва ветра, самовольно ворвавшегося в святая святых, сухой дождь из пыли осыпался на пол.

Марти поднялся на два пролета и почувствовал смрад, более резкий, чем вонь от помойки или запах пепла. Очевидно, тела оставались там, где их бросили, и началось разложение. Марти не знал, долго ли длится этот процесс, но по опыту предыдущих недель был готов к худшему. Запах почти не мешал ему.

Он остановился на полпути, вытащил купленную бутылку виски, открыл ее и, все еще озирая останки лестницы, сделал хороший глоток. Алкоголь обжег десны и горло, потом согрел пищевод, отправляясь вниз, в желудок. Марти справился с искушением сделать второй глоток. Он закрыл бутылку и сунул ее в карман, прежде чем продолжить подъем.

Его начали осаждать воспоминания. Марти пытался задвинуть их подальше, но они упрямо возвращались и у него не хватало сил справиться с ними. Никаких образов, только голоса. Они эхом отдавались в черепе, словно его голова была пуста, а он стал неким безмозглым животным, отвечавшим на призывы высшего разума. Сильнейшее желание бежать отсюда охватило его. Но Марти знал: если он вернется обратно, угрызения совести усилятся. Вскоре он будет с подозрением относится к каждому движению Кэрис, опасаясь убийства, подготовленного Европейцем. Это новая тюрьма: ее стены — подозрение, ее решетки — сомнения, и он не выйдет из нее до конца жизни. Даже если Кэрис уйдет, не придется ли ему вечно оглядываться через плечо в поисках лица, спрятанного за другим лицом, и безжалостных глаз Мамолиана?

С каждым шагом страхи множились. Марти ухватился за грязные перила и силой заставил себя идти вверх и вперед.

«Я не хочу идти, — захныкал ребенок внутри нею. — Не заставляй меня, пожалуйста! Так легко развернуться и отложить это. Смотри! Твои ноги могут это, только скажи слово. Вернись! В конце концов она проснется, только потерпи. Вернись!»

«А если она не проснется?» — возразил голос разума.

И это заставило его идти дальше.

Когда он поднимался на следующий этаж, что-то шевельнулось на верхней лестничной площадке. Как шум от блошиного прыжка, не громче; так тихо, что он едва расслышал. Крыса? Возможно. Все охотники за падалью могли собраться здесь в надежде поживиться. Он предвидел этот ужас и был готов к нему.

Он достиг площадки. Крысы не бросились врассыпную от его шагов; во всяком случае, он не заметил ни одной. Но здесь что-то было. На верхней ступеньке лестницы по ковру ползла, извиваясь, маленькая коричневая личинка. Она явно торопилась куда-то. Видимо, вниз по лестнице — в темноту. Марти не стал рассматривать ее. В любом случае, она безобидна. Пусть найдет себе укромное место, распухнет и со временем превратится в муху, если таковы ее намерения.

Он пересек предпоследнюю площадку и двинулся по последнему пролету лестницы. Несколько ступенек вверх — и запах резко усилился. Вонь гниющего мяса нахлынула на него; несмотря на виски и психологическую подготовку, его внутренности скручивались и выворачивались, дрожа и извиваясь, как личинка на ковре.

Марти остановился, перешагнув три ступеньки, вытащил бутылку и сделал два больших глотка. Он пил так быстро, что на глазах выступили слезы. Затем он продолжил подъем. Что-то мягкое скользнуло под каблуком. Он глянул вниз. Еще одна личинка — наверное, старшая сестра первой — попала под ногу Марти и лопнула с жирным звуком. Он несколько секунд рассматривал ее, прежде чем поспешить дальше. Подошвы его ботинок скользили или по пути он давил остальных тварей?