Я открываю дверь в воротах, приветствую Евгению Петровну — и после впереди ее бегу в дом — разбудить Дмитрия.
Едва же я сделал несколько шагов, как услышал у себя за спиной сдавленный выдох, после чего, обернувшись, первое что я увидел — это выпученные, безжизненные и уже остекленевшие глаза мамы Димы.
За спиной у уже мертвой Евгении Петровны, держа ее за волосы левой рукой стояла Сестра. В правой руке у Сестры был резак для разрезания линолеума и именно им он перерезала Евгении Петровне горло.
Когда же мой взгляд и взгляд Сестры встретились, Сестра отпустила безжизненное тело Евгении Петровны и то просто шмякнулось на землю:
— И до тебя очередь дойдет! — с перекошенным от ненависти лицом почему-то мужским голосом сказала мне Сестра, после чего она, бросив в меня резаком… просто растворилась в воздухе.
Дальше, будучи просто в шоке от увиденного, я конечно повел себя не логично — взяв в руки резак, которым Сестра перерезала горло Евгении Петровне, убрав в нем лезвие — бросился к телу мамы Пашкевича, и какое-то время все пытался переложить его так, чтобы голову Евгении Петровны, едва державшуюся на шее на тонкой полоске кожи — положить немного выше остального тела, как обычно у людей лежит голова на подушке, когда они спят.
Пока же я всем этим занимаюсь, таская туда-сюда окровавленное тело Евгении Петровны, а ее голова, соответственно безобразно болтается, стучась об землю — на улицу выходит Дмитрий, конечно тут же заподозривший меня в том, что я убил его мать.
У Пашкевича, не смотря на ранения, молниеносная реакция, когда дело доходит до того, чтобы выхватить пистолет. Полсекунды — и я снова на прицеле, опять в безобразной передряге, будто до этого их было мне мало:
— Это не я! — ору я Пашкевичу, как мне кажется, чрезмерно виноватым голосом — клянусь! Это не я!
Тем не менее я, как всегда, чувствую какую-то вину, будто самолично убил Евгению Петровну. В голове мелькают мысли о том, что хоть какая-то но моя причастность к этой смерти есть.
Что, если бы я не стал бы общаться с Евгенией Петровной? Может, она сейчас была бы жива? А Сестра? Она же нужна еще непонятно кому для того чтобы именно меня достать? Или как?
Но Пашкевича ведь это не успокоит? Он с… с соответствующим лицом приближается ко мне, все время держа меня на мушке. Я пытаюсь убедить его в том, что мне было бы совершенно нелогично убивать его мать, и даже наоборот — когда я добился того, что хотел — зачем мне так поступать, тем самым нарушая свои планы? Но Дмитрий меня не слушает. Он подходит совсем близко и упирается дулом пистолета мне в лоб…
И тут мне просто везет, потому как Пашкевич вдруг поскользнулся на льду и упал. Воспользовавшись моментом я дал деру через калитку к дороге, какое-то время стараясь удаляться от Пашкевича так, чтобы меня прикрывали металлические ворота и он меня не видел.
На моей стороне так же то, что он плохо себя чувствует и не может показать такую же как и я прыть.
Итак, я плюхаюсь в канаву за дорогой, на ходу доставая «Стечкина», после чего, время от времени выглядывая, жду пока Пашкевич начнет стрелять. Какие-то доли секунд я предполагал что он образумится, но этого не произошло — едва завидев, как я выглядываю из канавы Дмитрий начинает не задумываясь часто палить в мою сторону.
Тогда я стреляю в ответ, но не с целью попасть в Пашкевича, а для того, чтобы держать его там, где он находится — чтобы он, не приведи, господи, не подкрался ко мне поближе.
Пока же мы так постреливаем друг в друга, я все соображаю, что мне делать дальше. Не придумав ничего лучшего, я собираюсь ретироваться отсюда подальше — и тогда уже будь, что будет. Быстро достреляв в сторону Пашкевича остаток обоймы из «Стечкина», я беру «Глок» и уже с ним наперевес двигаю вдоль канавы туда, где, как мне кажется, находится Бобруевское.
По пути мне опять встречается тот самый холмик, откуда я, как мне кажется, еще недавно наблюдал за колокольней у разрушенной церкви, но теперь беготня по нему представляет для меня проблему.
Меня опять заметил Пашкевич, уже вышедший за ворота, и, заметив меня, стал стрелять, но уже не так интенсивно, как до этого, зато более прицельно.
Пашкевич занял подобающую, видимо, для этого позу, полусогнув правую руку, в которой был пистолет, и прищурил левый глаз: Бах! — и пуля свистит где-то рядом с моей головой. Бах! — опять мимо, но очень, очень близко пролетает еще одна.
ebooksa