И потом я, уже обессилев, ползу на кухню, где некогда расставил по щелям лампы с дневным светом — отгоняющие своим светом, даже ночью, инфицированных.
Я ползу, иногда пытаясь встать, но снова падая на пол, на кухню, к тому самому выключателю, что включает эти лампы и который светится в темноте оранжевым диодиком, а за мной движется черная тень, наполняющая собой сумрак кухни.
Еще немного, еще немного, еще немного, я уже ползу по-пластунски, я, собрав волю и силы в кулак, еле подогнув ногу — выпрыгиваю, бью кулаком по выключателю — но промахиваюсь, и уже в отчаянии, граничащим со смирением перед неизбежной судьбой — падаю обратно на пол — и тогда уже из самых последних сил, трясясь от страха — заползаю под стол.
В моих ушах звенит злобный дребезжащий шепот, и тень, идущая за мамой, окончательно поглощает все.
«Андрей!» — вдруг слышу я четкий, ясный и спокойный голос Фетисова, фоном к которому был бой колоколов, печально-протяжный — «Теперь ты видел, что ожидает землю, если ты пойдешь на компромисс и сдашься. Ангелы, как бесплодные духи блуждающие ныне по земле вернутся на небо, и господь отдаст им во владение землю. И тогда они вернутся, чтобы делать то, что пожелают, и будут строить свои города, и застроят все. И чтобы быть более успешными в своих делах привлекут на свою сторону людей, и люди будут помогать им застраивать землю. И для общения с людьми ангелы придумают зелье, испив которое люди смогут свободно понимать ангелов, но зелье это не пойдет впрок людям, и десятина из них преобразится, и станет питаться себе подобными. И эти преображенные начнут войну против ангелов, и сотрут все, что ангелы построили, и потом примутся за людей, и истребят их, а потом и друг друга. И останется последний — самый сильный, и он пойдет войной на Сатану, и победит его, и не будет у господа достойного соперника, но тот, что появится будет столь господу необычен, что, для того, чтобы одолеть того, господь уничтожит все. И не станет больше ничего и время остановится и вновь будет тьма над бездной, но бог вновь не начнет созидать, и огорченно воссядет на своем престоле в окружении своих избитых и внутренне сломленных слуг. И это будет конец».
Из тьмы, которая меня застала на кухне дачи под столом вдруг стали проступать очертания моей кухни, на которой я сидел перед уже погасшей свечой.
Я был в шоке и долго не мог придти в себя.
— Ну и подарочек удружил мне Фетисов — сказал я себе тогда, вытирая слезы со своих глаз — ну и «помощь в борьбе»!
Как бы то ни было, но если все виденное мной — правда, я ни в коем случае не могу отступить. Даже если все это — лишь образы, а не именно то, что было видно. Какие-то там ангелы с демонами, кажется, что все это — чушь, но сейчас разве я могу об этом сказать, будто все это выдумки? После всего, что я пережил? Эта чупакабра поганая, Сестра моя, не лучше, Азазель, походы живых мертвецов. Туман, в котором я блуждал несколько дней, думая, что прошло всего несколько часов…
Я склоняю голову, и, закурив, какое-то время сижу в темноте, глядя, как в кухонной посуде отражается огонек сигареты.
— Как бы то ни было, но нельзя отчаиваться и сидеть сложа руки — говорю я себе, уже после третьей сигареты, и встаю, чтобы включить свет.
Лампа, еще недавно казавшаяся чрезмерно яркой для моей небольшой кухоньки на сей раз, казалось, еле-еле светила, будто зажженной была лишь нить накаливания, и темнота не давала свету двинуться дальше.
Я включил чайник и его радостный гул немного меня взбодрил.
Налив себе свою традиционную большую кружку с цветочком и высыпав в нее пять ложек сахару, я следующим делом включил телевизор:
— На все эти проявления экстремизма нами будет дан адекватный исчерпывающий ответ — говорил бодренько в камеру Президент нашей страны, медленно, но верно возвращая меня в реальность — мы накажем всех, кто вел себя плохо, будьте уверены!
Со словами Президента несколько контрастировали слова Премьер-Министра, который, в общем, говорил все то же самое, но больно уж как-то неуверенно, будто извиняясь, да и показанные после заявлений Премьера и Президента выступления молодежи уже и не в Москве одной, но и в Петербурге, и в теперь уже мною так любимом Екатеринбурге, Самаре, Омске, Новосибирске и Тюмени не внушали нашим властителям большего доверия.
Молодежь радостно гундела, собираясь огромными толпами, и бросала снежками в полицию.
Каждый задержанный, если ему не скручивали руки, поднимал их вверх и кричал что-нибудь ну очень патриотическое, походя при этом на победителя вселенского зла.
По ночам же все те же толпы устраивали небольшие погромы, слава богу, что без жертв, жгли машины и мелкие лавочки.
Все это, признаюсь я вам, во мне почему-то не вызывало восторгов, (хотя, как мне показалось, общество и бурлило в радостном предвкушении позитивных перемен) а наоборот, наводило на мрачные мысли и погружало в тоску.
ebooksa