Они видели ее разной, но называли одинаково. Они называли ее Мамой.
Шацар улегся на пол и принялся листать альбом. Вот обнаженная женщина с головой насекомого, а вот вздыбленная могильная земля — все это была она. Шацар ткнулся носом в сгиб альбома, вдыхая фиалковый запах, исходящий от пальцев Саянну. Она рисовала последней.
Шацар задумчиво провел пальцем по трещинке на деревянном полу, услышав голос Саянну внизу. Он приник к трещине, смотря вниз. Комната Саянну располагалась прямо под чердаком. Шацар видел, что происходит внизу. Ему казалось, будто это он играет в игру, которую может остановить в любой момент.
Саянну сидела за столом, на котором лежал плюшевый кролик с выпотрошенным брюшком. Отец стоял над ней, он задумчиво смотрел на игрушку.
— Ты становишься жестокой, как твоя мама, — сказал он.
— Я похожа на маму, — сказала Саянну. А потом неожиданно добавила:
— Боишься?
На ней было кружевное платье под горло, подчеркивавшее все детское и беззащитное в ней, невинность и нежность ее шестнадцати. Ее светлые кудри спадали на плечи мягкими волнами. В ней нечего было бояться, но папа испугался.
Иначе зачем он потянул ее за волосы, заставляя встать. Саянну завизжала, Шацар вздохнул. Он лучше всех знал, почему отец делал это с его сестрами — они пугали его. Женщины пугали его.
Отец потащил Саянну к кровати с белоснежными, безупречными простынями. Она вырывалась, кричала, царапалась, как кошка. У отца было то, чего не было у нее — сила. Однажды у Шацара будет такая же, тогда он убьет его. Наверное.
Когда отец прижал сестру Шацара к кровати и задрал на ней юбки, Шацар увидел на его щеке кровоточащие борозды от ее ногтей. Шацар знал, так отец наказывает непослушных девочек, плохих девочек. Так мужчины наказывают женщин.
Шацар смотрел, как отец двигается, причиняя его сестре боль и слушал, как она шипит. Не плачет, не кричит, шипит, как разозленный зверек, готовый укусить.
Но укусить отца она не смогла, он зажал ей рот. Шацар знал, что отец делает это нежно с теми девочками, которые знают свое место. С теми, кто покорен. Отец говорил, что женщины — всего лишь собственность мужчин.
По вечерам он расчесывал волосы одной из своих девочек. Неизменно одна сидела у него на коленях, и подол ее платьица задирался, открывая край носка. Верх неприличия, говорил отец, женщина не должна быть такой неаккуратной. Еще он цокал языком.
Шацар водил пальцем по картинкам в книжках, изучая их контуры, и больше для него ничего не было по вечерам.
Саянну что-то неразборчиво говорила, и Шацар невольно напряг слух.
Он не мог разобраться слов, и все же ему казалось, она говорила:
— Мы убьем тебя, однажды мы убьем тебя, однажды, однажды, скоро!
А может быть, она плакала и звала маму. Впрочем, мама никогда не приходила. Иногда приходила Мама, но она только смотрела. В сущности, ей тоже было все равно. Часы на стенах отсчитывали время, их маятники колебались, и Шацар примерно знал, когда отец закончит. Женщины, говорил отец, внушают страх. Внутри они влажные, теплые и бесконечно злые.
Шацар не понимал, чего так боится отец. Шацар не боялся Мамы, хотя она без сомнения была женщиной — теплой, темной, влажной и бесконечно злой. Отец тянул Саянну за волосы, заставляя ее кричать громче. Шацар не любил, когда его сестры кричали. Он не любил, когда их мучили. Он вообще не любил громкие звуки.
ebooksa