И на мгновение, я вдруг так разозлилась, что чуть не плюнула и не пошла следом за Настей.
Вот ведь козел этот Матвей Александрович! Как можно даже сравнивать то, что сделали мы, с этой претенциозной херней из говна и палок. Экодом, понимаешь! Четыре стены, три комнаты, солнечная батарея и канализация на задний двор.
Самого бы его в этот экодом поселить в наказание! Напоить афродизиаком и не разрешить дрочить...
Стоп!
Я остановилась под собственный мысленный приказ.
Если у мужчины упрямая, неопадаемая эрекция, и он хоть немного соображает, куда он, скорее всего, пойдет?
Ну, конечно! Зачем ему на людей кидаться? Будь он хоть трижды профессор, первое, что ему придет в голову – это убрать проблему собственными руками, и как можно быстрее!
То есть, либо в собственный кабинет он пойдет, либо в ближайший мужской туалет.
С пару секунд я соображала, что мне делать. С одной стороны, меньше всего мне хотелось бы наткнуться в каком-нибудь закутке на отчаянно мастурбирующего декана. Если он меня возненавидел после того, как я его «Маргаритой» залила, можно себе представить, что он со мной сделает, если я застану его за рукоблудием.
С другой стороны… что, если он сейчас не мастурбирует, а наоборот – загибается у себя в кабинете за закрытой дверью, хрипя и исходя пеной у рта? И, единственная, кто знает, что с ним происходит – это я?
От картины бьющегося в конвульсиях Матвея Александровича мне самой чуть плохо не стало. Подстегнутая тревогой, я чуть не побежала в сторону перехода в главный административный корпус, где располагались главные офисы всех факультетов и кафедр. Если он вообще успеет до туда дойти.
По дороге решила, что спрошу в приемной, пришел ли он, и если пришел, напрошусь по срочному делу. Декан слывет отзывчивым – должны хотя бы по телекому его вызвать. А если не будет отвечать, тогда уже забью тревогу…
Наплевав на приличия, заглянула, пока шла, в парочку мужских туалетов, распугивая народ и убеждаясь, что никто там не лежит на полу в кабинке, потеряв сознание.
Миновала приемную кафедры, где для голландцев и финалистов конкурса уже стоял готовым стол-фуршет с какими-то чипсами и бутылками с колой, и уже готова была нестись дальше – в деканат, в самое логово Матвея Александровича…
Как вдруг затормозила, по инерции пробежав еще пару шагов и размахивая руками, чтоб вернуться.
Вернулась.
Заглянула в широко раскрытые двери приемной.
Да так и осталась стоять с низко отвисшей челюстью, впитывая в себя самую маловероятную из всех картин, которые только могла себе представить, пока бежала сюда.
Похожий на молодого Синатру и такой же вальяжно-самоуверенный, господин декан обнимал одной рукой совершенно оцепеневшую архитекторшу из Голландии, второй же держал наполовину заполненный (или уже опустошенный им) стакан с виски.
– Вам кто-нибудь говорил, какая вы изумительная красавица, мадам Вандербекк? – по-русски спрашивал у селедкообразной дамы тягучим и сладким, как мед, «постельным» голосом.