Невеста на уикэнд

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пс, — позвала я шефа. — Пс-с.

— Тигрик, туалет на яхте есть, поищи, — ответил Костик, продолжая блаженствовать.

Я округлила глаза и покрутила пальцем у виска. Совсем что ли? Хотела уже потянуться и применить уже устоявшийся щипковый способ воздействия, но передумала, решив остаться забиякой только на словах Колчановского. Не обо всем его опекунам надо знать. Потому руку я оставила при себе и проворчала:

— Во-первых, гальюн, а во-вторых, сообщать о своих потребностях интимного свойства я бы на всю яхту не стала. Костя, — зашипела я, возобновляя призыв.

— Вот зануда, — вздохнул он, и я поняла, что негодяй просто поиздевался надо мной, надеясь отделаться по-быстрому. Ну, сейчас! — Что?

— Костя, катастрофа, — зашептала я, придвинувшись к нему поближе. — Это же провал!

— В смысле? — нахмурился Колчановский. — Что случилось?

— Загар, — я потыкала себя в полузагорелую руку, потом тыкнула его в плечо и опять округлила глаза, стараясь подчеркнуть ужас моего открытия.

— Хм… — многозначительно промычал шеф, но по его взгляду было видно, что не понимает моих гримас и ужимок.

Вздохнув, я стрельнула глазами в сторону Поляковых, стоявших на носу, и снова зашептала:

— Ты — тугодум, Каа. Нас вместе не было на работе, а потом мы оба явимся с южным загаром на телах. Это же провал! Нас раскусят, и пойдут сплетни. Если только хоть кто-то заметит и сопоставит, то сразу вспомнят кресло, и всё! Всё! Мне покоя не дадут. К тебе-то не сунутся, а из меня душу вытрясут.

— Чего ты с ума сходишь? — спросил Костя. — Пойдут слухи, уволю одного болтуна, остальные уже лезть не будут.

Я не удержалась и все-таки ущипнула доморощенного тирана. Он ответил мне шипением и возмущением во взгляде.

— Да что такое? — чуть громче, чем следует, вопросил шеф и тут же помахал рукой обернувшимся опекунам, озарив мир жизнерадостной улыбкой. Элеонора ответила ему тем же и снова отвернулась. Я улыбнулась Станиславу, и он последовал примеру жены, снова оставив нас с их воспитанником наедине. — Я же не из-за тебя это буду делать по официальной версии, — начал втолковывать Костя. — Они же и мое имя будут трепать. Так что наказывать буду за оскорбление себя любимого и разведение грязи в коллективе, подрывающей мой авторитет и здоровый климат.

— А я значит… — начала я возмущенно, и он прервал меня:

— Хорошо. Буду наказывать за то, что обижают моего тигрика, так лучше? Или в формулировке указать, что мне не нравится, что оскорбляют достоинство моего бухгалтера? Что дальше? Работа в выходные, кресло, загар, увольнение главного сплетника… — он многозначительно замолчал, давая осмыслить продолжение истории. А ведь оно при таком раскладе будет. Уверятся, что я сплю с шефом, потому он меня защищает. И тогда, может, вопросы и подначки прекратятся, но спина у меня будет в плевках и… в общем, в нечистотах. — И за кого мне наказывать? За тебя или за себя?

— За себя, — проворчала я, соглашаясь с Костей.

— Но будем надеяться, что всё пройдет гладко. — Улыбнулся мне шеф. — Ты выйдешь на работу в среду, я в понедельник, как и договаривались. Можешь оставшиеся дни тереть себя мочалкой, глядишь, загар сойдет, если для тебя это важно. А сейчас расслабься, наконец, и получай удовольствие. Дел по горло, когда еще выберемся… э-э. Отдыхай, в общем.

Он снова откинулся на спинку своего шезлонга, а я еще с минуту смотрела на него, пытаясь понять, скрывается что-нибудь под оговоркой, или же это уже привычка считать нас парой? Тряхнув головой, чтобы дать Минотавру передохнуть, я последовала примеру Костика и прикрыла глаза. Продолжаем отдыхать. А почему нет? Надо наслаждаться моментом и не прятаться под крышей из-за офисных пачкунов и сплетников. Да, расслабляемся и получаем удовольствие.

К причалу мы подошли, когда солнце уже коснулось горизонта, но еще какое-то время стояли на берегу и любовались закатом над морем. Безумное, восхитительнейшее зрелище! Смешение красок: от ярко-оранжевого с переходами в насыщенный розовый до глубокого синего — всё это казалось нереальным, сказочным, поистине волшебным. И солнечный диск, чей накал уже не заставлял жмуриться и прикрывать глаза ладонью, словно центр маленькой вселенной, объединил буйство цвета сверху и тихий шорох моря снизу. Негромкая песня волн, вечная, как само мироздание, дополняла гармонию момента, и казалось, заглуши ее, и всё исчезнет, растворится в бездонной черноте хаоса.