Берту прорвало:
— Потому что я до смерти устала быть для тебя удобной вещью! У меня есть своя гордость, я не позволю с собой так обращаться! И не смотри на меня, будто не понимаешь. Ты играешь со мной только тогда, когда больше не с кем, разве нет? И так во всем! Ты готов общаться с кем угодно, хоть с распоследним болваном, лишь бы не со мной! Всем своим поведением выказываешь презрение к собственной жене!
— Что еще я натворил?
— Конечно, ты уже не помнишь! Тебе и в голову не приходит, что из-за тебя я страшно несчастлива. Думаешь, мне нравится, что ты прилюдно насмехаешься надо мной, будто я какая-нибудь дурочка?
Крэддок прежде не видел жену в таком бешенстве, и на этот раз у него не было возможности уйти от разговора. Берта стояла, стиснув зубы; щеки ее гневно пылали.
— Ты имеешь в виду то, что произошло позавчера? Я заметил, что ты разозлилась.
— И отнесся к этому с полным равнодушием!
— Глупенькая ты у меня, — рассмеялся Крэддок. — Не можем же мы играть в паре, когда у нас гости. Люди обхохочутся, видя, что мы словно приклеены друг к дружке.
— Жаль, что они не догадываются о твоем истинном отношении ко мне!
— Если бы ты не надула губки и не отказалась играть совсем, я мог бы сыграть с тобой позже.
— Да тебе бы это даже в голову не пришло! Можно подумать, я не знаю, какой ты эгоист.
— Погоди, Берта, — беззлобно воскликнул Крэддок, — это что-то новенькое! Эгоистом меня еще никто не называл.
— Ну еще бы! Тебя считают очаровашкой. В округе думают, раз ты всегда такой добренький, раз улыбаешься всем и каждому, значит, у тебя прекрасный характер. Если бы они изучили тебя так хорошо, как я, то поняли бы, что твое дружелюбие — только маска! Тебе плевать на людей. Ты обращаешься с человеком как с лучшим другом, а через пять минут после расставания напрочь забываешь о нем. И хуже всего то, что я значу для тебя не больше, чем все остальные!
— Не может быть, чтобы ты на самом деле считала меня таким страшным грешником.
— Ты ни разу и мелочью не поступился, чтобы выполнить даже самое горячее мое желание!
— Послушай, ты сама знаешь, что я не стану делать то, что считаю неразумным.
— Если бы ты меня любил, то не задумывался бы, разумно или неразумно то, чего я хочу. Я не слишком-то думала о благоразумии, когда выходила за тебя.
Эдвард промолчал. Естественно, это разозлило Берту еще больше. Она гневно отшвырнула букет, который собиралась поставить в вазу. Эдвард все так же молча двинулся к двери.
— Куда ты? — осведомилась она.
— Ну, раз ты не хочешь составить мне пару, я потренируюсь один.