Кровь и песок

Донья Соль вмешалась, чтобы подать бандиту благой совет. Почему бы ему не стать солдатом? Он мог бы отправиться в дальние страны, в которых идет война, и применить свои силы на благородном поприще.

– Да, на это я гожусь, сеньора маркиза. Я не раз думал о военной службе. Если случается мне заночевать на какой-нибудь ферме или провести тайком несколько дней в своем доме, то когда я ложусь в постель как христианин или ем горячую пищу за таким вот столом, тело мое радуется, но вскоре мне все надоедает, и меня начинает манить лесная жизнь со всеми ее лишениями, и хочется поспать на голой земле, завернувшись в плащ, подложив камень под голову… Да, я гожусь в солдаты; я был бы хорошим солдатом. Но куда идти?.. Кончились настоящие войны, в которых каждый с горсткой товарищей делал то, что подсказывала ему смекалка. Сейчас армия – это людское стадо. Все одного цвета, одного вида, все живут и умирают по команде. Всюду одно и то же: те, кого стригут, и те, кто стрижет. Вы совершите подвиг – его присвоит себе полковник; вы сражались как лев, а награду дадут генералу… Нет, и для того, чтобы быть солдатом, я родился слишком поздно.

Плюмитас, опустив глаза, погрузился в размышления о злосчастной судьбе, не оставившей ему места на земле в наше время.

Внезапно он взял в руку карабин и поднялся с места.

– Пойду… Спасибо, сеньор Хуан, за гостеприимство. Прощайте, сеньора маркиза.

– Но куда же ты пойдешь? – спросил Потахе, удерживая его. – Сиди, несчастный. Где еще тебе будет лучше, чем здесь?

Пикадор не хотел отпускать бандита, ему нравилось беседовать с ним как с закадычным другом, а кроме того, сколько интересного можно будет рассказать в городе об этой встрече!

– Я провел здесь уже три часа, пора идти. Никогда я не остаюсь надолго в такой открытой и ровной местности, как Ринконада. Может быть, за это время уже стало известно, что я здесь.

– Ты боишься жандармов? – спросил Потахе. – Они не придут. А если придут, я буду с тобой.

Плюмитас презрительно пожал плечами. Жандармы! Такие же люди, как все. Есть среди них и храбрецы, но все они отцы семейств и предпочитают не видеть его. Всегда они запаздывают, даже если знают, где он находится. Разве что случайно столкнутся с ним лицом к лицу, когда нет возможности избежать встречи.

– Прошлым месяцем сижу я как-то на ферме «Пять труб» и завтракаю, вот так же, как здесь, только не в такой хорошей компании. Вдруг являются шесть пеших жандармов. Я уверен, они и не знали, что я там, а просто зашли подкрепиться. Несчастная случайность. Но тут уж ни они, ни я не могли избежать драки: слишком много народу было на ферме. Пойдет болтовня, злые языки станут говорить, будто все мы трусы, – и пропало всякое уважение. Фермер запер ворота, а жандармы давай колотить в них и кричать, чтобы он отпер. Я приказал фермеру и одному из батраков стать по обе створки ворот. «Как скажу: пора, – открывайте настежь». Вскочил я на кобылу, револьвер в руку – «Пора!». Ворота распахнулись, и я промчался, как дьявол. Вы еще не знаете, на что способна моя лошадка. Вдогонку раздалось несколько выстрелов, но напрасно! Я тоже отстреливался на скаку и, говорят, ранил двоих жандармов… Короче, я ускакал, прижавшись к лошадиной шее, чтобы не служить им мишенью, а жандармы в отместку избили палками всех, кто был на ферме. Поэтому лучше помалкивать о моих посещениях, сеньор Хуан. А то придут потом эти в треуголках и замучают вас допросами и дознаниями, как будто это поможет поймать меня.

Работники Ринконады безмолвно подтвердили его слова. Да, они слыхали об этом. Надо молчать о приходе бандита, не то наживешь беду, – так поступают на всех фермах и в пастушьих хижинах. Всеобщее молчание было самым могучим помощником бандита. Кроме того, все крестьяне были его восторженными почитателями. Они видели в нем героя, мстителя. Им нечего было бояться. Он опасен только для богачей.

– Я не боюсь треуголок, – продолжал бандит. – Я боюсь бедняков. Они-то хорошие, да вот нищета – скверная штука! Я знаю: меня убьют не жандармы, их пуля меня не возьмет. Если кто и убьет меня, то, наверное, какой-нибудь бедняк. К ним подходишь без страха, ведь мы одного поля ягода, а тут-то и легко воспользоваться твоей неосторожностью. У меня есть враги, которые поклялись отомстить мне. Находятся подлые души, которые доносят, надеясь заработать несколько песет, или выродки, которые делают то, что им прикажут. Если хочешь, чтобы тебя боялись, нужна твердая рука. Подколешь такого по-настоящему, остается семья, чтобы отомстить. А если по доброте своей только спустишь ему штаны да отстегаешь крапивой и репейником, он будет помнить об этой шутке всю жизнь… Да, таких бедняков, как я сам, – вот кого я боюсь.

Плюмитас помолчал и, глядя на матадора, добавил:

– И, наконец, есть любители, ученики, молодежь, которая идет следом за тобой. Сеньор Хуан, положа руку на сердце: кто вам больше досаждает? Быки или все эти новильеро, которые рвутся вперед, спасаясь от голода, и стремятся одержать верх над заслуженным маэстро? То же происходит и со мной. Я говорил, мы с вами одинаковы!.. В каждой деревне есть храбрый парень, который спит и видит стать моим наследником и надеется как-нибудь застигнуть меня врасплох под деревом и пробить мне голову, как глиняный кувшин. Немалую славу завоюет тот, кто убьет Плюмитаса!

И бандит в сопровождении Потахе направился к конюшне. Через четверть часа он вывел во двор свою сильную лошадь, неразлучную спутницу во всех его похождениях. После недолгих часов, проведенных у кормушек Ринконады, кобылка, казалось, стала еще глаже и крепче.

Плюмитас похлопал ее по бокам и перебросил плащ через луку. Кобылка может быть довольна. Не часто о ней так заботились, как на ферме сеньора Хуана Гальярдо. Теперь ей на целый день хватит, путь предстоит далекий.

– Куда ты теперь, товарищ? – спросил Потахе.

– Об этом не спрашивают… На все стороны! Я и сам не знаю… Куда придется!

И, поставив ногу на ржавое, покрытое присохшей грязью стремя, он вскочил в седло.