Маленькие Смерти

22
18
20
22
24
26
28
30

Итэн делает неуверенный шаг назад, потом такой же неуверенный шаг вперед, как будто готовится танцевать фокстрот, но в конце концов, соглашается.

Перетягивает повязку дядя Итэн так слабо, как будто боится, затянув слишком сильно, начать ядерную войну в Западном полушарии.

— Тяни, Итэн, ты можешь! Давай! Ты же ходил на физкультуру в мезозойский период!

— Нельзя быть таким злым, Фрэнки, — вздыхает Итэн, но старается затянуть повязку потуже. Не исключено, что именно праведный гнев на меня его вдохновляет.

— Я тут подумал, — говорит Итэн. — Может быть мне нужны дети?

— Ну, тебе только сорок лет, так что, может быть, и нужны, — говорю я. — Или ты хочешь мою консультацию как медиума? Как медиум тебе скажу, что не стоит приводить в этот мир еще одно существо, чтобы мир его пережил. А почему ты вообще задумался о детях?

— Ну, знаешь, в Куре, загробном мире шумеров, у бездетных людей довольно безрадостная жизнь. Кур и так темный мир, полный пыли, а без детей там еще и хлеб горек.

Я вскидываю брови, потом говорю:

— Слова взрослого, ответственного человека.

Итэн некоторое время молчит, сосредоточенно заканчивая перевязку, а потом говорит:

— Ты будешь немного злиться.

— Нет, я буду только рад появлению кузена.

— Я позвонил Райану.

— Ты серьезно?

— Просто до того, как Мэнди и Мильтон объяснили мне, что случилось, я думал, что ты умираешь.

— Ты ведь пояснил папе, что я не умираю? — уточняю я, и именно в этот момент, звонит мой мобильный, давая Итэну время на то, чтобы ретироваться. Разумеется, звонит папа. Нет, разумеется, я не имею ничего против разговора с отцом, я просто не понимаю, зачем Итэн заставил его волноваться.

— Да, папа? — вздыхаю я, принимаясь за остывший куриный суп, впрочем, еще довольно вкусный.

— Скажи мне, — говорит папа. — Для начала, что не звонишь мне из своего мира мертвых, потому что тариф должен получиться еще более зверским, чем международный.

У нас с папой невероятно похожие голоса, так получилось, в причудливой игре генов, что мы вообще похожи до смешного, настолько, что когда мне было двенадцать, я приносил в школу папины детские фотографии, доказывая тем самым своим одноклассникам, что живу вечно.

— Я знал, что ты будешь волноваться за меня, папочка.