– Я сам с ним управлюсь, – сказал Янош.
Белый жеребец фыркнул, его розовые ноздри раздулись и покраснели. Он захрапел и оскорбленно заржал на убийственной высокой ноте, ввергнув в трепет юных конюхов.
– Спокойнее, парень, спокойнее, – начал свое дело Янош.
И снова раздалось визгливое ржанье. Другие лошади отскочили назад, натянув протянутую вдоль всей конюшни общую веревку, к которой были привязаны.
Алойз принес кожаную уздечку, с двух кожаных щечных ремней которой свисал тяжелый железный мундштук.
Потрогав холодную изогнутую форму, Янош сказал:
– Нет, подай-ка мне лучше безжелезное оголовье. Надо чтобы он чувствовал мои руки, а не вкус металла.
Кивнув, Алойз бросился к окованному сундуку, чтобы отыскать хакамору[45].
Когда он вернулся, Яношу уже удалось утихомирить коня до той степени, что тот позволял гладить свои мощные грудные мышцы.
Потребовалось еще два часа терпеливых уговоров, прежде чем конюший смог надеть на уши и нос коня хакамору.
Пошатываясь, Вида вышла от графини. Перед глазами все плыло от боли. Подруги-служанки не смели ей помочь, хотя сплели пальцы в молитве так крепко, что в сумраке коридоров светились их белые костяшки.
– Благослови тебя Бог, Вида, – прошептала одна из них, когда девушка прошла мимо, как слепая, протянув вперед обугленные ладони, подставляя их холодному воздуху.
– Беги к колодцу и смочи раны, – крикнула Зузана, видя нестерпимые муки своей подруги. – Сунь их поскорее в снег, чтобы так не жгло!
– Тише! – прошипела Дарвулия, ступавшая следом за Видой. – Она должна принять страдания в полной мере, грязная воровка! Если будешь утешать ее, получишь то же самое,
Дарвулия проследила, чтобы Вида не остановилась у колодца.
– К тебе проявили неслыханное снисхождение, – сказала ведьма, выталкивая девушку в ворота замка. – Наказание могло быть гораздо страшнее.
Скривив губы от боли, Вида бросилась из сумерек Чахтицкого замка на дневной свет. Она знала, что Дарвулия права. Не раз в ночи доносились до нее приглушенные крики боли, когда она лежала, свернувшись на грубой подстилке за дверью графини.
Жеребец вставал на дыбы, несмотря на успокоительные слова и мягкие похлопывания Яноша Сильваши. Несмотря на сильные ноги и хорошее чувство равновесия, конюшему все равно пришлось ухватиться за гриву, чтобы удержаться в седле.
– Откройте ворота, – крикнул он, крепко натягивая кожаные поводья.
Конюхи бросились через двор и, едва дыша, подбежали к стражникам.
ebooksa